Снохождение (СИ)

Сейчас ты можешь созерцать, как она неспешно расправляет большой отрез белой ткани и замысловато складывает его, чтобы, в отличие от большинства львиц, что просто заворачиваются в ткань, сделать некое подобие одеяния. Видно, как она отдает свою ткань обратно, что-то объясняя пожилой львице-служительнице. Та внимательно слушает, кивает, торопливо уходит и быстро возвращается, принёсши куда больший отрез ткани, чем ранее. Миланэ, по-видимому, удовлетворяется и очень ловко, с привычным мастерством, вершит с ним нечто труднообъяснимое, пока не проясняется: она сделала себе одёжку, которая прикрыла плечи, грудь, живот и бёдра, спереди она едва доставала до колен, но сзади почти касалась земли, причём долы разделялись надвое, чтоб хвост был свободен и не прижимался тяжестью ткани; он пригляделся и вдруг засмеялся — это так похоже на пласис!

Управившись со всем этим, она пошла к нему, ровно и стройно, такой походкой, которая вырабатывается только у Ашаи после многих лет упражнений. Глядела то на него, то на окружающее, и Синга отметил, что наблюдает за нею не только он, но и старый львина, валяющийся неподалеку, притащивший сюда своё многочисленное семейство. Здесь больше не было голодных взглядов самцов — в разгар Поры Огня здесь не сезон, сейчас будут праздники охоты, праздники урожая и прочая нудь… Она приближалась, Синга чувствовал, как каждый её шаг мучительно-сладко вбивает в сердце стрелу за стрелой…

— Легче вам, львицам. Вышла из воды, отряхнула шёрстку, чуть пригрелась — и всё. А нам ещё с мокрой гривой ходить.

— Ой ли легче, Синга, — улыбалась Миланэ, возлегая на камень, не глядя на него и щурясь от солнышка. — Что ты знаешь.

Миланэ вдруг рассказала о том, вмиг перехватив беседу, что каждая Ашаи должна уметь делать пласис из куска ткани; приличия вовсе не требуют, чтобы так совершалось всюду, но ей это пришло в голову из озорства. Вообще, необычно и увлекательно — с интересом слушать львицу, потому что Синга, откровенно, привык к иному: он что-то рассказывает львицам, а они слушают. Тут же Миланэ выказала себя как отличный собеседник, только теперь Синга начинал понимать, почему некоторые львы сходят с ума по Ашаи и признают их лучшими любовницами. Дело-то совсем не в каких-то совершенно особых талантах в постели, а именно в том, что такая львица — твой партнёр и друг во всех смыслах; у неё есть тысяча и один способ доставить удовольствие. Вдруг подумал: а отчего многие считают, что с Ашаи-Китрах всё очень сложно, непонятно? Гляди: вот как с нею приятно и легко, всё плывет само собой! Где здесь сложность, где мука?

Всё это похоже на сказку, на сон. Ранее он смирился с тем, что никак не интересует Миланэ, и в какой-то мере даже убедил себя, что влюбляться в Ашаи своего рода — вещь романтичная, но глупая по существу. Синга не был из тех львов, которые считали, что обеспеченность и статус решают всё, тем более, что это больше относится к отцу, чем к нему; его заслуг здесь почти никаких.

Тем не менее, совсем недавно, чисто по-дружески, он попросил выпить с ним шериша на террасе. А она возьми и согласись. Он пригласил её в город. Потом на постановку Эсхана. Потом… Вдруг Синга увидел, что получает от Миланэ согласие за согласием, и вот прошло всего несколько ярких дней, как они вместе, вот здесь, в Хамаларе, и никто им не смеет мешать. Нет, расстояние между ними всё ещё есть, но его усилиями оно стремительно сокращается — ибо некая стена, ранее непреодолимая, нерушимая — была разбита. От неё не ушла загадочность, её даже стало как-то больше и гуще, она всё такая же: грустно-улыбчивая, иногда — крайне остроумная, способная к любому разговору, чрезвычайно интересная по натуре и повадкам, вообще — восхитительная молодая львица, превосходная дичь для любого самца. Правда, Синге показалось, что иногда Миланэ чересчур уходит в себя, её облик становился иногда слишком… строгим? Сильным? Сложно сказать. Но Ашаи, они таковы.

А сколько ещё всего будет!

Жизнь, ты — прекрасна.

— Синга, и как ты планируешь дальнейшую жизнь? — спросила Миланэ, подложив под щёку ладонь и чуть привстав.

Путь беседы, которая началась с рассказа о пласисе из куска ткани, оказался плавным и лёгким; они ни на чём не останавливались надолго, шутили, он то и дело поглядывал на изгиб её спины и хвост, но мельком, зато её глазами, мордашкой и ушами мог любоваться сколь угодно — мораль ещё не успела этого запретить. А сей неожиданный вопрос явился словно из ниоткуда. Миланэ задала его в совсем ином тоне, и хотя в нём нет ничего такого, но звучал он именно так, как звучат у львиц эдакие вопросы — с некоей подоплёкой.

Он усмехнулся, посмотрел вдаль, на низкие, пологие горы Хамалара, преувеличенное внимание уделил прошедшей мимо служанке, несущей огромный поднос с напитками.

— Я похож на того, кто строит жизненные планы? — лучезарно улыбнулся Синга, стараясь напустить побольше небрежности. — Брось.