Снова любить…

Мне трудно выразить эмоции. Так странно видеть его вблизи, собственными глазами. Он совсем небольшой и уж точно не ультрасовременный, но дыхание все равно перехватывает. Кажется, будто я попала в сказку. Передо мной тот самый дом с бесчисленных фотографий, о котором я слышала столько историй. Он полностью обшит деревом, в окнах от пола до потолка отражается яркое солнце, и кажется, будто дом объят пламенем.

Мы сворачиваем с пыльной тропинки на подъездную дорожку. С заднего двора открывается вид на океан, пляж и бескрайний горизонт.

– Ого! – повторяю я. – Не верится, что я здесь.

– Добро пожаловать в наш второй дом, – говорит дядя Ред, заглушив машину и сжав руку тети Джейн в своей.

Несколько минут мы сидим молча.

– Пойду во двор, осмотрюсь немного, – говорю я, мечтая сбежать подальше от этой гнетущей тишины.

– Мы скоро присоединимся, – отвечает тетя Джейн.

Я поднимаюсь к дому, прохожу на задний двор и смотрю оттуда вниз, на серебристый силуэт машины. Все три пассажира сидят неподвижно, словно боятся пошевелиться. Отсюда не видно, разговаривают ли они между собой, но Фрэнки вдруг подается вперед и застывает между передними сиденьями.

На краткий миг я даже скучаю по родителям. Папа в пиджаке с логотипом компании Parkside Realty. Мама и ее бесконечные скидочные купоны. Спокойные. Предсказуемые. Нормальные. Интересно, а родители по мне скучают? Они так далеко, сидят дома, не слышат лая тюленей и уж точно не плачут в машине.

Двор размером с наш школьный бассейн. В дальнем углу – небольшая лестница, ведущая к пляжу. Я знаю точное количество ступенек (шесть), ведь Мэтт столько раз рассказывал о том, как выходил из двери, пробегал по веранде, через лужайку и, перепрыгнув через лестницу, приземлялся прямо на песок под крики тети Джейн, что он непременно свернет себе шею.

Я сбрасываю сандалии, прохожу босиком по влажной траве, сажусь на нижнюю ступеньку и зарываюсь ногой в песок, горячий на поверхности и прохладно-влажный в глубине. Все, как говорил Мэтт.

Вслушиваюсь в шум волн, разбивающихся о берег, и смотрю на океан. На пляже отдыхают несколько семей. Прямо передо мной заботливая мама заходит в воду по колено и зовет двух купающихся сыновей на обед.

Когда умирает любимый человек, все вокруг спрашивают, как у тебя дела. Вот только в действительности их это совсем не интересует. Они хотят услышать, что с тобой все в порядке, что ты ценишь их заботу, что жизнь продолжается и не стоит больше грустить. Они отсчитывают дни до того момента, когда можно перестать задавать один и тот же вопрос. Стандартный срок – три месяца. За это время окружающие успевают выбросить из головы события, которые останутся с тобой навсегда.

И им плевать, что ты до сих пор не можешь есть праздничный торт, боясь забыть вкус глазури на губах любимого человека. Они не подозревают, что каждое утро ты просыпаешься и думаешь, как же так получилось: я жива, а он – нет. И им уж точно не понять, почему в первый день каникул ты сидишь перед океаном, подставив лицо жарким солнечным лучам, и умоляешь подать тебе знак. Намекнуть, что у любимого человека все хорошо.

– Вот ты где!

Я вздрагиваю от неожиданности, но это всего лишь Фрэнки спускается по ступенькам.

– Ты в порядке?

– Ага. – Я пододвигаюсь, а когда она садится, кладу голову ей на плечо. – Просто сидела тут и вспоминала его.

– Я тоже. – Глаза у Фрэнки на мокром месте, но на губах – улыбка. – Самое трудное позади. Мы вышли из машины.

Я смеюсь и вытаскиваю ноги из песка.

Где-то вдалеке крошечные треугольники парусов – белые, красные, разноцветные – путешествуют по бесконечным волнам.

– Здесь здорово, правда, Анна? – Фрэнки смотрит на воду. – Чувствуешь себя такой крошечной.

– Да.

Мне не хочется разговаривать. Кажется, стоит открыть рот, и этот волшебный миг разлетится на осколки, как стеклянный шар. Моя голова лежит на плече у лучшей подруги, такой серьезной и задумчивой, но еще не утратившей способность удивляться.

– Знаешь, что самое классное в Калифорнии? – Фрэнки обнимает меня за плечи. Браслет с красным стеклом, подаренный Мэттом, холодит кожу. – Меня тут никто не знает. И никто не будет давить из себя слова сочувствия.

Я вспоминаю школьные коридоры, скорбные лица, перешептывания за спиной и стыдливо отведенные глаза. «Смотри, смотри, это же сестра Мэтта. А это ее лучшая подруга?»

– Только ты знаешь обо мне все. Все секреты. Но ты умеешь их хранить. Как могила. – Фрэнки смеется и зарывается пальцами в песок.

Мы встаем и, оставив запыленные ступеньки позади, идем к берегу. Океан волнуется, переливаясь дымчато-голубым и серым. Волны то касаются наших босых ступней, то вновь отступают, обнажая песчаное дно, усыпанное разноцветными камешками.

Океан оказывается неожиданно прохладным. Я поджимаю пальцы на ногах и жду, пока тело привыкнет к температуре настолько, что разница между воздухом и водой станет почти неразличимой. Наклоняюсь, набираю пригоршни камней и ила, смотрю на то, как темный влажный песок постепенно светлеет на солнце.