– Фрэнки, пожалуйста, перестань, – говорю я еле слышно.
– Хватит! – Я изо всех сил пытаюсь закричать, но из горла вырывается только сдавленный шепот.
– Думаешь, ты такая умная? – орет Фрэнки. – Да не спала я с этим Йоханом! Мы дошли до футбольного поля, а он не захотел!
– Что?
– Ничего не было! Не было никакого секса! И раз уж мы с тобой разоткровенничались, с Джейком я тоже не спала. Ну, теперь ты довольна? Напишешь об этом в своем очаровательном дневничке?
Я не верю своим ушам. Открываю рот, собираясь сказать что-нибудь едкое, обидное, но не могу произнести ни слова. Я стою с поднятой рукой, будто все еще пытаюсь забрать у нее свой дневник, свои мысли, переживания ребенка, которым я была когда-то.
Фрэнки отходит еще на шаг, по-прежнему перелистывая страницы.
–
Слезы обжигают мне щеки. В горле застревает ком. Мое сердце разбито. Я не могу сдвинуться с места.
Фрэнки пытается сорвать обложку с металлических пружин. Она перегибается, как сломанное крыло птицы, и я замечаю приклеенную фотографию. Ту самую, которую разглядывала каждую ночь после его смерти.
Я часами вглядывалась в этот снимок, воскрешала в памяти тот день, мечтала, чтобы изображение вдруг ожило, стало трехмерным, приоткрыло мне дверь в прошлое. Мы могли бы обо всем рассказать Фрэнки. Быть вместе. Не ехать за мороженым, а сразу отправиться в больницу, попросить врачей вылечить Мэтта, пока не случилось самое страшное.
Я откашливаюсь. Голос наконец-то возвращается и теперь звучит гораздо громче.
– Фрэнки, верни мне дневник. Ты не должна была его читать, не должна была его рвать. Верни.
В ее потерянном взгляде только безумие.
– Не думаю. Я в отчаянии.
– Фрэнки, пожалуйста, отдай дневник. Ну пожалуйста. Прости, что не рассказала тебе, но это все, что у меня осталось от…
– Анна, он был моим братом. Моим. У тебя и не должно ничего от него оставаться!
Она разворачивается и бежит к берегу, заведя руку за спину. Слеза несчастной русалки, алое стеклышко, вставленное в браслет, сверкает на солнце. Такой же осколок совсем недавно я выбросила в океан.
– Фрэнки, не надо!
Я пытаюсь бежать, но мои ноги превратились в каменные глыбы, совсем как в кошмарном сне. Все же мне удается догнать Фрэнки, схватить за кофту и повалить на песок. Но дневника у нее больше нет. Он улетает и с громким всплеском падает в воду.
Он покачивается на волнах так близко, что до него легко можно дотянуться.
Я вскакиваю на ноги, бегу, бросаюсь вперед, рассекая толщу воды каменными руками и ногами, пытаюсь плыть. Лишь бы только добраться, успеть…
– Анна! Оставь! Не надо! – кричит мне вслед Фрэнки.
А я все плыву. Меня сносит течением. Тело не подчиняется, легкие пылают, и мне едва удается удерживать голову на поверхности. И я возвращаюсь на берег.
Дневник качается на волнах, пока его не поглощает океан, утягивая на дно. Последний раз я вижу измятые мокрые страницы, и больше ничего.
Мое сердце разбивается на тысячи осколков, и каждый больно-пребольно ранит.
Выбираюсь из воды, падаю на песок, роняю голову на руки и рыдаю так сильно, что в теле, кажется, не остается ни одной целой косточки. Мне плевать, что подумает Фрэнки. Мне плевать, если сюда придут люди с вечеринки или изо всех отелей разом. И даже если здесь окажется Сэм, увидит меня с опухшими от слез глазами, сопливым носом и разбитым сердцем, я не почувствую ничего.
Моя лучшая подруга лежит на песке рядом, как намокшая кукла из бумаги.
Я больше не девственница.
Мой дневник и все его тайны теперь на дне океана.
И я еле сдерживаюсь, чтобы не отправиться следом, туда, в самую глубину, в пучину. Я чувствую себя, как та изгнанная несчастная русалка. Больше всего на свете мне хочется исчезнуть навечно.
Глава 25