– Наши родители не догадывались, что происходило в школе. Дома Исаак никогда не поднимал эту тему, ни разу не упрекнул меня и не заводил со мной разговора об этом. – Она запнулась. – И я приняла как данность, что наши отношения ухудшились. А когда потом еще и рассказала ему, что еду в Гарвард… Он так во мне разочаровался.
– Не могу его винить, – ответила я не задумываясь, но извиняться не собиралась. Прямо сейчас мне было трудно испытывать симпатию к Элизе.
Она вздохнула:
– На этой ферме живут ради урожая и хозяйства. Знаю, прозвучит эгоистично, но я хотела наконец получить что-то только для себя. Мне казалось, что я это заслужила.
– Как и Исаак, – откликнулась я, пытаясь разговаривать спокойно. – Но он остался здесь.
– Когда папе сделали операцию, я уже давно была в Гарварде. И никак не могла прервать учебу.
– Ты не хотела, – ответила я. Можно понять, что стипендия Гарварда – не та вещь, от которой легко отказаться. Но страдать из-за всего этого пришлось Исааку. Он боролся за их ферму и свою семью… пока Элиза просто сбежала.
– Он отложил учебу, чтобы ты могла исполнить свою мечту.
Элиза тяжело сглотнула:
– Мечту, которая оказалась не такой, как я ее себе представляла. Но что-то подобное обычно замечаешь только спустя какое-то время.
Ее взгляд стал отсутствующим, как будто последняя фраза предназначалась не мне, а ей самой.
– Сейчас мы уже снова ладим намного лучше. Но я не настолько наивна. И мне ясно, что случившееся тогда все еще стоит между нами. Как бы мне хотелось все исправить. Но я понятия не имею как.
– Этого я тебе тоже сказать не могу, – честно ответила я. – Но знаю, что с его плеч упал бы огромный груз, если бы ваши родители все-таки переступили через себя и снова начали относиться к нему как к сыну. Эта ссора… от нее же никому нет пользы.
– Не знала, что все до сих пор так плохо, – тихо произнесла Элиза. – Я думала, ситуация уже решилась. По телефону он всегда давал понять, что все в порядке.
– Потому что он Исаак. Он не хочет вызывать у тебя угрызения совести. На самом деле они больше с ним не разговаривают, с тех пор как он сказал им, что пойдет учиться и не будет брать у них деньги.
– Он не берет деньги у наших родителей? – недоверчиво перебила меня Элиза. – Но как он тогда выживает в Вудсхилле?
– Работает до полусмерти. А параллельно изучает, наверно, предметов двадцать одновременно. Он не хочет сидеть на шее у ваших родителей, раз и так уже настолько их расстроил.
У Элизы округлились глаза, она покачала головой:
– Я понятия не имела.
– Он на
Элиза отвела глаза:
– Знаю.
– Он заботится обо всех, – продолжала я и не могла не подумать о прошлой ночи, когда он обнимал и утешал меня, пока я не заснула. – Но о нем никто не заботится. Это несправедливо.
Между нами возникла пауза.
– Неправда, – сказала Элиза через какое-то время. А потом посмотрела прямо мне в глаза. – У него есть ты, Сойер. И я не могла бы пожелать для него лучшего.
Глава 21
Мы провели все воскресенье с семьей Исаака, и когда вечером я открыла дверь в свою комнату в общежитии, меня там уже ждала Доун. Хотя она притворялась дико занятой работой за ноутбуком, воздух вокруг нее буквально гудел, и я по опыту знала, каких усилий ей стоило сразу же не начать выпытывать у меня мельчайшие детали поездки.
При этом мне больше всего хотелось просто упасть на кровать и закрыть глаза. Я адски устала. Так устала, как обычно чувствовала себя после трехдневных вечеринок. Вот только последние два дня я не тусовалась, а играла. Играла, разговаривала и пробежала много километров. А еще я каталась верхом – о чем мечтала с тех пор, как мне исполнилось пять лет.
Будь моя воля, я бы села на лошадь Исаака и с криком понеслась галопом по полям, однако Исаак придерживался мнения, что Лунный Свет должна сперва познакомиться и подружиться со мной, прежде чем он сможет свободно отпустить меня с ней одну. Так что пока мне пришлось чесать ее странного вида щеткой, после чего он помог мне залезть и на поводке повел нас по двору со скоростью улитки. Тем не менее это было классно.
Вообще-то, после ночи в комнате для гостей я думала, что будет неловко снова показаться на глаза семье Исаака – особенно его маме и дедушке. Но Гранты ни словом не обмолвились о том случае, и у меня не создалось впечатления, что они считают меня странной. Лишь папа Исаака все воскресенье совершенно не обращал на меня внимания, а бо́льшую часть времени работал на улице. Много раз я замечала, как Исаак предлагал ему свою помощь, а тот прогонял его быстрым движением головы. И каждый раз Исаак выглядел настолько подавленным, что мне хотелось наорать на его отца. Судя по выражению лица Элизы, она думала о том же, о чем и я, и у меня теплилась надежда, что, возможно, теперь, зная, что происходит в ее семье, она наконец станет посредником между ними.
Доун покашляла. Я села рядом с ней на ее кровать и скрестила руки на груди. Она с облегчением выдохнула и закрыла свой ноутбук.
– Тебе лучше? – спросила соседка.