Снова почувствуй

Суббота пролетела стремительно. До полудня мы выполняли кое-какие поручения бабушки Исаака и ездили для этого в ближайший крупный город, во второй половине дня вместе чистили конюшни и косили лужайку, что оказалось веселее, чем я предполагала. А вечером так промерзли после работы на улице, что пили горячее какао, завернувшись в шерстяные одеяла, в старой комнате Исаака, которая сейчас превратилась во вторую гостевую, и устроили марафон «Звездных войн». Когда в три часа ночи я возвращалась в свою комнату, вынуждена была признать, что Йода не такой чудак, как мне казалось раньше.

В воскресенье после обеда Ариэль наконец решилась показать свои фотографии. Я уселась рядом с ней на диване в гостиной и разглядывала маленькие шедевры, которые она создавала в течение последних двух недель. Учитывая, что сделал их восьмилетний ребенок, снимки были вполне неплохими, и когда я сказала Ариэль, что у меня в ее возрасте не получилось бы так фотографировать, девочка чуть не лопнула от гордости.

В какой-то момент Мэри положила на стол перед нами большой черный альбом.

– А здесь мои любимые фотографии, – сказала она, уходя обратно на кухню. Я никогда не считала себя фанаткой сладостей, однако запах, который доносился до нас оттуда, был просто потрясающим.

Ариэль взяла альбом со стола, открыла и положила так, чтобы одна его половина лежала у нее на ноге, а вторая – у меня.

На первой странице находились детские снимки, подписанные датами двадцатилетней давности.

– Это… – начала Ариэль, но ее прервал Исаак, который сидел за пианино и громко и недовольно что-то ворчал.

– Зак издает смешные звуки, – заговорщицки прошептала мне его сестренка, не отрывая взгляда от альбома.

– Потому что он собой недоволен, – так же тихо откликнулась я.

Чуть раньше, после того как он вместе с дедушкой убрал со стола, Исаак хотел сесть к нам с Ариэль на диван. Но Ариэль закричала и спрятала свою камеру за спину. Судя по всему, ее фото пока были совершенно секретными и никому, кроме меня, не разрешалось на них смотреть. Исаак состроил преувеличенно обиженный вид, однако Ариэль продолжала упрямиться и отказалась снова доставать фотоаппарат.

В конце концов Исаак, ухмыльнувшись, пошел к пианино, где к этому моменту просидел уже больше часа. Лично мне то, что он играл, казалось прекрасным. Он же, напротив, явно был крайне неудовлетворен своей игрой.

Он снова издал громкий стон, а в следующий миг послышался такой звук, как будто Исаак ударил обеими руками по клавишам. По комнате разнеслись пронзительные, фальшивые ноты.

– Он начинает меня пугать, – прошептала Ариэль.

– Просто не обращай на него внимания, – шепнула я в ответ. – Не могут же все быть такими талантливыми, как мы.

Ариэль захихикала.

– Кто это? – спросила я, указывая на первое фото в альбоме.

– Это моя старшая сестра Элиза, – с улыбкой пояснила девочка. – Когда я была маленькой, выглядела точно так же, посмотри, – продолжила она, перелистнув страницы.

Действительно. Эти двое казались просто близнецами. Наверняка к двадцати годам Ариэль будет выглядеть так же, как Элиза сейчас.

Вновь раздался отчаянный стон Исаака, когда он, играя, нажал не на ту клавишу.

– Не будь к себе так строг, – внезапно донесся голос матери Исаака от двери на террасу. Она скинула обувь и переступила порог гостиной. – Ты много лет не практиковался, а теперь хочешь, чтобы сразу все получилось?

Исаак лишь дернул плечами.

Она подошла к нему.

– Помню, как много времени тебе потребовалось, чтобы сыграть самую первую мелодию без ошибок, – сказала она дальше. – Подвинься немного.

На мгновение Исаак застыл.

Ариэль около меня притихла, и мы обе наблюдали, как Исаак сдвинулся в сторону, чтобы его мама могла сесть рядом. Она что-то тихо сказала, положила пальцы на клавиши и заиграла ту же музыку, что до этого исполнял Исаак. На том месте, где он ошибался, она задержалась и медленно показала ему, на что обратить внимание. Это была такая прекрасная и умиротворяющая картина, причем не только потому, что я знала, насколько между ними испортились отношения за последние годы. Возможно, Элиза правда приняла мои слова близко к сердцу и начала «чинить» свою семью. Так или иначе, а после дня рождения Теодора что-то случилось. Слепо протянув руку мимо Ариэль, я взяла ее камеру. Включила, подняла и нажала на кнопку.

– Смотри, – неожиданно произнесла Ариэль. – Это самая смешная фотография Зака.

Мне пришлось дважды приглядеться, чтобы понять, что на снимке правда изображен десятилетний Исаак. Он выглядел совсем тощим, а его конечности – чересчур длинными для его еще не до конца сформировавшегося тела. Блестящие волосы разглажены на лбу, одежда, в которую он одет, ему слишком длинна и коротка одновременно. На самом деле кадр получился бы забавным, если бы Исаак не выглядел на нем таким несчастным. Глаза покраснели, как будто он плакал, и я задалась вопросом, какой идиот сфотографировал его в подобном состоянии. Ему нужны были объятия, а не фотоаппарат, которым тыкали ему в лицо.