Снова с тобой

Вечеринка проходила на Хафмун-стрит, в доме старого друга. Норт все организовал бы у себя, если бы не знал, как трудно будет избавиться от гостей, когда это вдруг потребуется. А так, если Октавии захочется уехать или они решат отправиться куда-нибудь еще, об остальных можно будет не беспокоиться.

Сверкая глазами, полными любопытства, Октавия повернулась к нему:

– Там будут танцы?

Он утвердительно кивнул:

– Полагаю, будут.

– А выпивка?

– Можешь не сомневаться.

– А музыка, смех, разговоры о чем-нибудь интересном? Норт погладил подбородок. Нужно было побриться загодя.

– Да, да и да. Теперь довольна?

– О да! – Она настолько разошлась, что даже захлопала в ладоши, милое создание. – Ты не можешь представить, как давно я по-настоящему не веселилась. Мы повеселимся сегодня, как ты думаешь, Норри?

Боже праведный, что за жизнь у нее в этой башне из слоновой кости? В выражении лица и в голосе было столько надежды, что сердце оборвалось.

– Постараюсь, чтобы все получилось как надо.

Она одарила его улыбкой, от которой стало светло вокруг.

– У тебя это получится. Как нам с тобой было хорошо! Помнишь то время?

– Да. – До боли ярко. Он помнил, что значит быть молодым, счастливым, свободным. Помнил состояние влюбленности. И хотя минуло много лети он стал опытным и циничным, в тишине словно прозвучал отголосок того времени. И хотя в карете висел табачный дух, она знавала лучшие дни и была недостойной графини, они с Октавией были одеты совсем не по моде, но для Норта это был самый лучший вечер за последние, одиннадцать или двенадцать лет.

Вздохнув, Октавия откинулась на пыльные подушки.

– Я скучаю по тем временам. А ты когда-нибудь вспоминаешь о них?

– Я скучаю о хорошем.

– А я не помню ничего плохого, – живо откликнулась она.

Он удивленно поднял брови:

– А как насчет Джонси, который пытался приударить за тобой?

Она расхохоталась:

– Он зажег так много свечей в гостиной, что чуть не спалил себе панталоны. – Смех стих, сменившись грустной улыбкой. – Бедный Джонси, если бы я не знала, что он уже умер, я бы подумала, что это он пишет мне письма.

Норт тоже засмеялся, вспомнив старика, который вообразил себя ловеласом.

– Он был хорошим человеком. – Не то что большинство из тех, кто околачивался вокруг Ковент-Гардена. Но Норт ничего не стал ей говорить. Октавия и сама знала. Она видела, как мать меняет любовников, как некоторые из них издеваются над ней. Кое-кто подкатывался с предложениями и к Октавии, но ей как-то удавалось отвертеться. Мать всегда вставала на ее защиту, но потом она умерла.

В ту ночь Октавия примчалась к нему, зная наперед, куда повернет ее жизнь. Она сама сообщила, что отказалась пойти в содержанки, но он видел страх и неуверенность в ее глазах. Октавии нужно было, чтобы Норт стал первым ее мужчиной, потому что она не хотела доставить этого удовольствия какому-то грязному аристократишке.

Грязный аристократишка. Это были ее собственные слова. А теперь она одна из них.

Они еще поговорили о прошлом, о людях, которых оба знали. Она удивила Норта своими познаниями. Значит, по-прежнему общается кое с кем. Странно. Ему-то казалось, что она вычеркнула из жизни и тот период, и всех людей, связанных с ним.

Карета стала замедлять ход. Не дожидаясь остановки, Октавия прильнула к грязному окну и вгляделась в темноту.

– Мы в Ковент-Гардене. – Октавия удивленно повернулась к Норту. – На Хафмун-стрит.

Распахнув дверцу, Норт спустился и протянул ей руку:

– Пошли.

Октавия оглядела знакомую улицу.

– Это же дом Маргарет. Значит, помнит.

– Верно. Зайдем?

– Сто лет не видела Маргарет. – Господи, Октавия собирается расплакаться? Вид у нее был именно такой.

– Если не хочешь, тогда…

– Нет! – Она крепко стиснула его руку. – Мне очень хочется!

Норт поднялся по низким ступеням к двери и постучал. Возможно, он сделал ошибку, приведя Октавию сюда. Возможно, прошло слишком много времени. Возможно, у них нет ничего, кроме прошлого.

Может, не так уж много осталось от его прежней Октавии.

Она была изумительна!

Прислонясь к стене, Норт наблюдал, как Октавия под звуки оркестрика крутила рил[5] с очередным кавалером.

В какой-то момент вечеринки – после нескольких стаканов пунша – волосы у Октавии растрепались, несколько прядей упало на лицо. В конце концов пучок развалился, и она выдернула шпильки, закинув за спину роскошную гриву волос.

На щеках заиграл яркий румянец. Вот теперь Октавия была довольна. Нет, теперь она была счастлива. От этого и Норт чувствовал себя счастливым, счастливее, чем когда-либо.

Что скажет обо всем этом Уин? А Девлин? Уин – наверняка что-нибудь ядовитое. Девлин, который недавно женился, пока верит, что добрая женщина – лучший источник счастья для любого мужчины.

Октавия – добрая женщина, в этом не было никакого сомнения. Она лихо отплясывала, а Норт пытался найти хоть какой-нибудь намек на то, что она леди. И не находил. Она была так похожа на ту Ви, которая осталась у него в памяти.