Снова три мушкетера

- Я помню тот день, это было незадолго до рождества святого Иоанна. Отца схватили... Императору было плохо, с ним был припадок... отец вылечил его, но там был этот проклятый испанец... Он, он во всем виноват, будь он проклят... Курили благовония, служили торжественную мессу, звуки органа... А потом - этот огонь. Огонь во всем теле... Этот бред... И теперь я живу, будь он проклят и император вместе с ним. Живу, живу, Генрих, и даже не знаю, подействовало ли то снадобье или, может быть...

Гречанка разрыдалась. Роган бросился к ней, чтобы утешить ее, но женщина оттолкнула его.

- О Christos-Soter <Христос-Спаситель/>(греч.)>, прости меня, если можешь, - говорила она, содрогаясь от рыданий. - Прости мои грехи, но ведь и ты поступил со мной жестоко! Очень жестоко. Да, я подсунула инквизиторам ту девочку, она и впрямь была ненормальной, и они уцепились за нее. Не сделай я этого, мне не удалось бы сбежать тогда, в Клермоне. Наверное, они пришли в ярость, когда поняли, что сумасшедшая Перье и ее полубезумный старый отец вовсе не то, что они надеялись получить. Да-да! Быть может, они сожгли ее. Но тогда - она сейчас с тобой, Христос всеблагой и всемогущий. А я, я... я - никогда не буду с тобой. И ни с кем. Я всегда буду... одна.

Женщина упала на руки Рогана почти без чувств.

Расставание было тяжелым. Герцог, печальный и недоумевающий, спустился в лодку, которая отвезла его к тому самому месту, где он сел в нее прошлой ночью. Вечерело. Снова пестрая публика потянулась к площади, снова кафе и казино, расположившиеся под портиками, с трех сторон окружавшими площадь Святого Марка, принялись наполняться любителями вина и острых ощущений.

Проходя мимо площади, герцог Роган постарался обойти шумную толпу стороной. У подножия Лестницы Гигантов он заметил знакомую фигуру. Это был его гондольер Гвидо. Герцог остановился в тени, желая проверить возникшую догадку.

Гондольер крадучись взбежал по ступеням и, опасливо поглядывая на алебардщика, стоящего на страже у Дворца, приблизился к одному из отверстий в дворцовой стене, окруженных барельефами в виде львиной головы, которые были известны тем, что в них опускали тайные доносы. Гвидо опустил в "Львиную голову" свернутую в трубочку бумагу и заскользил по лестнице, спеша убраться подальше.

Герцог понял, что его гондольер только что донес правительству Республики о том, что его синьор вчерашней ночью тайно отправился на свидание, переоделся в костюм Арлекина и исчез на сутки, уйдя от погони верных людей, оплачиваемых государством для службы подобного рода.

Когда Роган проходил мимо алебардщика, тот вытянулся и отдал герцогу честь. Он был одет в мундир далматинской гвардии и узнал своего командира.

Глава шестьдесят третья

Два иезуита

В одном из монастырей города Нанси, находящегося в Лотарингии, появился монах, внешность которого обращала на себя внимание с первого взгляда. На вид ему можно было дать лет двадцать восемь - двадцать девять, хотя его близкие друзья, а их было всего двое или трое, знали, что он выглядит несколько старше своего возраста. Этот человек имел привычку много думать, много молчать и мало говорить, а задумчивость и размышления, как известно, старят.

Его нежная кожа сияла матовой белизной, а в красивых черных глазах, которые он обычно скромно опускал при разговоре почти с любым собеседником, светился ум. Случалось, в них загорались молнии, но стоило только им сверкнуть раз-другой, как они уже угасали, скрытые завесой благоразумного смирения и, видимо, напускной кротости.

Методичный голос его редко нарушал тишину монастырских сводов - монах предпочитал чаще слушать, что говорят другие.

Движения его были изящны, смех - редок и благозвучен, однако упругая походка и статная фигура выдавали в нем скорее военного человека в недалеком прошлом, чем книгочея или церковника.

Случайно или по некой закономерности он выбрал тот монастырь, который находился рядом с коллегией иезуитов. В этом, впрочем, не было ничего необычного, так как коллегиумы, находившиеся под руководством этого ордена, пользовались особой репутацией и в них получили образование многие прославленные люди Франции и соседних стран. Чтобы читатель не подумал, что наше утверждение голословно, мы упомянем здесь великого Декарта, вышедшего из стен коллегии Ла Флеш, а также Корнеля и Мольера, а из иностранцев сеньора Лопе де Вега, который с 1609 года носил звание служителя инквизиции, а в 1614 году сделался священником.

В один из ненастных дней в канун Рождества ректор коллегиума посетил соседний монастырь. Его провели в келью, находившуюся в самом уединенном крыле здания, где он был встречен настоятелем монастыря - пожилым человеком с тонзурой и живым взглядом. Они приветствовали друг друга молча, каждый осенив себя крестным знамением на особый лад.

- Каковы успехи молодого человека? - спросил ректор, усаживаясь в кресло.

- Думаю, у него большое будущее. Opera at studio <Трудом/>старанием (лат.)>, - отвечал его собеседник. - Вы читали его диссертацию?