Снова три мушкетера

— Как же он не уберег бравого капитана от вашего ядовитого напитка ведь они старые товарищи? Капитан жаловался мне, что почти три дня ничего не видел после вашего угощения. А ведь он до сих пор думает, что вы сделали это по ошибке, а не сознательно…

— Господин Эвелин, доброе сердце, понимая, что стоит только сказать о нашем плане капитану, все дело будет загублено, пожалел нас и промолчал. Шкипер не настолько хорошо относился к нам и не настолько плохо к своим подчиненным (а его, сударь, избрали капитаном «Веселого Рока»), чтобы держать все в секрете. Зато господин Эвелин договорился с нами, что в кувшин капитана мы нальем обычного вина, безо всяких примесей.

— Что же вам помешало?

— Воспоминания, сударь.

— Воспоминания?

— Да, сударь. Воспоминания о том, что капитан бывал крутоват с нами и не всегда разговаривал дружелюбно. А главное — мы ведь не знали, что отплытие фелуки из Ла-Рошели чудесным образом помогло вам. Мы думали, что он бросил вас, а сам сбежал, да еще помешал нам с Гримо, когда мы хотели возвращаться в Ла-Рошель. Внутренний голос сказал мне: «Планше, отпускать грехи — дело священника, тебе же следует воздать капитану Ван Вейде по заслугам». Короче говоря, я не стал делать исключения для капитана.

— Ты, оказывается, опасный человек, Планше.

— Что вы, сударь! Просто жаль было упускать такой случай, — отвечал Планше.

— Ну, ладно. Как же поступили с вами испанцы?

— Очень просто, сударь. Им постоянно не хватает солдат: во Фландрии, в Ломбардии, в Италии — повсюду. Нам предложили поступить на службу его католического величества короля Филиппа, предупредив, что в противном случае с нами обойдутся, как с пленными. Мы спросили — отправят ли нас в Европу? Спрашивал, разумеется я, Гримо вообще считался немым. Нам отвечали, что в Европе дерутся, и именно поэтому нам не избежать отправки на театр военных действий. Я чуть не закричал от радости, когда это услышал.

Я ни минуты не сомневался, что нам удастся дезертировать, как только заварится каша покрепче, — у нас уже имелся некоторый опыт по этой части. Фландрия, Италия — это же рядом с Францией, я был на седьмом небе от счастья.

Однако сторожили нас зорко. И дело, представлявшееся таким простым по ту сторону океана, оказалось весьма нелегким по эту. Сперва, сударь, мы попали во Фландрию под начало маркиза Спинолы — их самого толкового полководца. Потом Спинола был отправлен в Северную Италию. Вся его армия постепенно оказалась там же; маркиз хотел иметь при себе свои испытанные войска. Так мы с Гримо очутились под Казале.

Дела у испанцев шли все хуже, наемники стали разбегаться и разбредаться во все стороны, и тут само провидение помогло нам, послав вас и господина Атоса с мушкетерами именно туда, где находился наш дозор. Остальное вам известно, сударь.

— Твои приключения достойны пера летописца, Планше, — задумчиво проговорил д'Артаньян, глядя на зубцы башен и острые шпили парижских крыш, обрисовавшиеся вдалеке. — В дороге ты славно поработал. Париж перед нами.

— Оно и лучше, сударь. Дома всегда чувствуешь себя увереннее, рассудительно откликнулся Планше.

Глава пятьдесят шестая, Из которой следует, что надписи на дверях не всегда отражают истинное положение вещей

Пока д'Артаньян и Планше совершают свое неторопливое путешествие в Париж, мы имеем своей целью обратить внимание читателей на другой предмет. Пользуясь привилегией, дарованной нам спецификой литературного ремесла, мы намерены совершить экскурс в недалекое прошлое, перенесясь сами и перенеся тех, кто продолжает следить за нашим повествованием, не только в пространстве, но и во времени.

Мы вернемся в Клермон-Ферран, покинутый нами в столь мрачном и унылом состоянии, и посмотрим, что происходило в том же городе месяца за два до описанных выше событий.

К сожалению, мы увидим все те же печальные картины: колокола отбивают заупокойные панихиды, их звон не смолкает весь день и добрую половину ночи. Непрерывно горят костры, в пламени которых сжигают одежду, пожитки и сами трупы, пораженные чумой. В воздухе носится черный пепел.

Растерянные врачи пытаются спасти тех знатных и родовитых горожан, которые готовы щедро платить им, хотя и понимают, что уже никакие деньги не помогут их пациентам. Дома заперты, лавки на запорах, повсюду разброд и шатание.

Но не станем пытаться охватить взглядом весь город. Заглянем лишь в уже знакомый нам трехэтажный дом с широкими окнами, находящийся неподалеку от площади по улице Гран-Гра.

В избранный нами день в просторном зале, освещенном свечами, так как, несмотря на дневное время, на улицах царил сумрак — частично из-за дыма, поднимавшегося от непрерывно горящих костров, отчасти же из-за низких туч, закрывающих небо, стоял человек. Он стоял у окна, заложив руки за спину и вперив угрюмый взор в темное оконное стекло.