Снова три мушкетера

— Ах, сударь. Я поблагодарил бы небо, что оно поставило меня на вашем пути. Вы знаете такого дворянина, которому нужен слуга?

— Знаю, Жемблу. Ты мне кажешься смышленым малым. К тому же ты, видно, прошел хорошую школу в Новой Свете. А рекомендациям Мушкетона я вполне доверяю.

При этих словах мушкетера достойный оруженосец Портоса покраснел от удовольствия и надулся еще больше.

— Значит, вы рекомендуете меня?

— Непременно.

— Кому же, сударь?

— Лейтенанту мушкетеров, некоему господину д'Артаньяну, моему alter ego, который доверяет мне во всем.

— Ах, сударь! Значит, вы берете меня к себе в услужение!

— Видимо, так и есть.

С этими словами д'Артаньян, настроение которого улучшилось во время описанной беседы, поблагодарил улыбающегося во весь рот Мушкетона за то, что тот без хлопот нашел ему нового слугу, назвал свой адрес Жемблу, велев тому явиться к нему завтра утром, и отправился к себе домой, где тотчас же лег спать.

Спал он крепко и без сновидений.

Глава двадцатая Портос уходит

На другой день, явившись в приемную г-на де Тревиля, д'Артаньян застал там Портоса, сиявшего, как новенькая монета.

— Портос, вы сегодня просто великолепны, и я вам завидую, — сказал мушкетер, дружески пожимая руку гиганта.

— Зависть не в вашем характере, дорогой друг, — зычно произнес Портос, отвечая на рукопожатие.

— Ох, осторожнее, Портос. Вы расплющите мне пальцы, — сказал д'Артаньян, в этот раз забывший по обыкновению протянуть Портосу не ладонь, а кулак.

— Прошу прощения, дорогой д'Артаньян, прошу прощения, — возбужденно говорил Портос, беря гасконца под руку и меряя с ним приемную своими широкими шагами. — Знаете, чувства так и переполняют меня.

— Это вполне естественно — ведь вы без пяти минут муж своей прекрасной герцогини. Кстати, вы не познакомите нас со своей будущей супругой? невинным тоном спросил д'Артаньян.

Портос густо покраснел. Он собирался что-то сказать в ответ, но видно было, что язык плохо повинуется ему. Портоса выручил лакей, отворивший двери кабинета.

— Господин де Тревиль ждет господина Портоса! — звучно доложил он и почтительно, но с достоинством отступил на шаг, чтобы дать гиганту пройти.

— Прошу вас подождать меня, д'Артаньян, — шепнул Портос, слегка сжав локоть товарища.

Затем он вошел в кабинет.

Оставшись в приемной, д'Артаньян огляделся. Все здесь было, как и три с половиной года назад, когда он, провинциальный юнец с пустыми карманами, потерявший в дороге рекомендательное письмо к капитану мушкетеров, впервые перешагнул порог этого дома.

Все так же просители толпились во дворе, все так же расхаживали по нему вооруженные до зубов мушкетеры, чтобы быть под рукой, в случае если у г-на де Тревиля будет в них нужда. Приемная по-прежнему была полна, и в ней стоял несмолкающий гул, а на широкой лестнице развлекались фехтованием участники рискованной забавы, в которой неудачник часто отходил в сторону, зажимая рукой царапину, сочившуюся вполне реальной кровью.

Все было по-прежнему, за исключением одного обстоятельства: он сам стал другим. Гасконец, вступивший в Париж на заморенном мерине неопределенной расцветки, сделался всем известным храбрецом, лейтенантом королевских мушкетеров. Господин де Тревиль удостаивал его своей дружбы, король помнил его имя и раз или два благосклонно кивнул ему, когда д'Артаньяну случалось дежурить в Лувре. Наконец, королева была обязана ему… чем Анна Австрийская была обязана д'Артаньяну — в этом он и сам не хотел себе признаваться.

Гасконец постарался вычеркнуть из памяти то, за что куда более родовитые и влиятельные люди без промедления могли быть отправлены в Бастилию.

Однако он был жив и здоров. Д'Артаньян был не настолько простодушен, чтобы не понимать, что кардинал щадил его, в чем он и сам признавался, продолжая испытывать к нему какое-то загадочное расположение. Загадочное, если принять во внимание, что гасконец уже не раз становился поперек дороги этому могущественному человеку, имя которого заставляло бессильно скрежетать зубами монархов древних и могущественных империй Европы.

Д'Артаньян начинал догадываться, что только истинное величие этого человека, величие его ума и души, сохраняет его, д'Артаньяна, жизнь среди превратностей того тревожного и смутного времени, в которое ему выпало жить.

Понимал он также, что его друзья — «трое неразлучных», находившиеся всегда рядом с ним, — притягивают к нему капризную удачу и дружба их служит тем волшебным щитом, от которого отскакивают все пущенные вражеской рукой стрелы.

Но вот один из четверки покидает его. Скоро уйдет и второй. Будет ли он так же удачлив, когда их союз распадется? Смогут ли они вдвоем с Атосом уцелеть в полной опасностей и интриг парижской жизни?

К нему подходили мушкетеры, здоровались, заговаривали с ним. Он отвечал на приветствия, с кем-то раскланивался, кому-то любезно или покровительственно кивал, но одна мысль неотступно преследовала его: «Портос уходит…»?