Снова три мушкетера

— Проклятие! Вы упустили того, за кем вам было поручено следить. Этот человек, без сомнения, уже успел встретиться с теми, с кем он должен был встретиться, а мы даже не знаем, где и как это произошло! Вы не оправдали моего доверия, Леруа, и я доложу об этом отцу Жозефу!

Пока происходила эта сцена, тот, кого так старательно, но неудачно стерегли люди кардинала, в монашеской рясе, скрывающей длинную шпагу, кинжал и пару пистолетов за поясом, пробирался по ночным парижским улицам, низко надвинув на лицо капюшон.

Прогулка по ночному Парижу в те времена, когда людям нередко приходилось пускать в ход оружие и среди бела дня, представляла собой достаточно рискованное предприятие. В ночном мраке никто не мог поручиться за свои пожитки, драгоценности и самое жизнь. Человек мог попасть в кружок ночных гуляк, которые развлечения ради сорвали бы с него плащ, или в руки отрезывателей кошельков, которые, стоя в тени вдоль стен домов, ловко срывали кошельки, носимые мужчинами и женщинами у пояса. Как правило, сопротивляться было бесполезно. В противном случае на следующее утро в канаве или сточной яме полиция обнаруживала очередной труп.

Поэтому с наступлением сумерек одинокие пешеходы изо всех сил торопились в свои жилища, прекращалась уличная торговля, и парижская жизнь замирала. Только слабо мигали качающиеся фонари у церквей, отбрасывая при каждом размахе причудливые тени, да изредка улицу пересекал ночной патруль с мерцающими в свете фонарей тяжелыми алебардами.

Но Арамис, ничуть не опасаясь ночных разбойников, отважно углубился в путаницу улочек старой части города.

В гораздо большей степени его заботили шпионы кардинала, от которых в этот раз ему так счастливо удалось ускользнуть.

Быстро продвигаясь в почти полной темноте (луна в это зимнее время года была чаще скрыта тучами), Арамис свернул в переулок Д'Аверон, пройдя его, попал на улицу Де Пули и направился к угловому дому, выходящему на площадь Сен-Жермен Л'Озеруа.

Видимо, его ждали. Не успел он постучать во входную дверь, как она беззвучно растворилась, пропустив его внутрь. Затем дверь так же бесшумно закрылась, словно подчинившись каким-то сверхъестественным силам.

Впрочем, над домом, принявшим в этот полночный час Арамиса, и впрямь витала тайна — он принадлежал ордену «Общества Иисуса» — самому знаменитому и самому загадочному, самому странному и самому влиятельному из всех монашеских орденов.

Безмолвный привратник в черной рясе провел Арамиса наверх, в ярко освещенные комнаты, где он и был встречен немолодым иезуитом и незнакомым дворянином в черной бархатной одежде.

Иезуит благосклонно, хотя и очень сдержанно, приветствовал Арамиса. Тот, в свою очередь, почтительно поклонился.

— Я вижу, отец Мерсенн выполнил свою задачу — вы явились вовремя, сказал иезуит. — Полагаю, за вами не следили?

— Нет, святой отец. Отец Мерсенн оказал мне неоценимую помощь.

— Тогда перейдем к делу, — властно сказал иезуит, делая Арамису знак, приглашающий его сесть. — Я хочу представить вам одного достойного дворянина, который, рискуя жизнью, доставил в Париж предложения испанского правительства, касающиеся одной весьма важной и деликатной проблемы.

— Мы уже как-то раз встречались с шевалье, — с чуть заметной улыбкой заметил человек в черном камзоле, впервые нарушив молчание.

Он был невысок ростом, быстрый взгляд его черных умных глаз, устремленный на Арамиса, казался одновременно приязненным и колючим.

— К сожалению, я не имел такой чести, — спокойно отвечал Арамис.

— Вы ошибаетесь, сударь. Вспомните того нищего, который доставил вам письмо из Тура. Вы тогда собирались идти сражаться под Ла-Рошель.

— Ах! — вскричал Арамис, густо покраснев. — Теперь я вспоминаю вас, сударь. Вы выложили передо мной на столе сто пятьдесят двойных пистолей…

— …А вы даже не взглянули на них, углубившись в чтение письма, которое вам вручил нищий оборванец. Видимо, все дело было в обратном адресе, — улыбнувшись, добавил дворянин.

— Значит, вы и есть тот самый граф и испанский гранд!

— Мое имя — дон Алонсо де Кампо-и-Эспиноса.

— Надеюсь, вы извините мне, дон Алонсо, мою тогдашнюю невнимательность, вызванную получением так долго ожидаемых известий от… от Мари Мишон. Ваш уход был столь быстр и незаметен, что я, право, не успел…

— Не стоит вспоминать об этом, кабальеро, — перебил его испанец, все так же улыбаясь. — Это совершенно естественно.

— Зато теперь, — тихо проговорил иезуит, все это время внимательно наблюдавший за беседой, — вам предоставляется возможность оказать ответную услугу дону Алонсо.

— Когда я должен отправиться в Тур? — спросил Арамис, скрывая свое нетерпение.

— Очень скоро. Дело не терпит отлагательства, — спокойно ответил иезуит, как бы оттеняя своим голосом излишнюю горячность Арамиса и желая намекнуть ему, что он не вполне владеет собой.

Арамис почувствовал это и постарался надеть на лицо такую же непроницаемую маску.