— Меня загнали в угол, когда я меньше всего этого ожидала. Увезли в место, где никто никогда бы меня не нашел. Худшей частью стало то, что он был не один. У него появился друг.
Ее голос настолько тихий, что мне приходится наклониться, чтобы услышать ее. Снаружи, в ночном саду поют насекомые, но в моей кухне тихо, очень тихо. Я думаю обо всех моих страхах, помноженных надвое. О двух Джонни, охотящихся на меня. Я не знаю, как эта женщина может так спокойно сидеть и рассказывать мне свою историю.
— Они отвезли меня, куда им хотелось, — говорит она. — Некому было спасти меня, некому примчаться на выручку. Только я против них. — Она вздохнула и выпрямилась на стуле. — И я выиграла. И Вы тоже можете, Милли. Вы можете убить это чудовище.
— А
— С таким же успехом он мог быть мертв. Моя пуля разорвала его спинной мозг, и теперь он заперт там, откуда никогда не сможет сбежать — в собственном теле. Полностью парализован. А его друг гниет в могиле. — Ее улыбка странно контрастирует с тем, что она только что описала, но когда одерживаешь победу над чудовищами, заслуживаешь победную ухмылку. — И в ту ночь я спала лучше, чем за весь предыдущий год.
Я молча склоняюсь над столом. Разумеется, я знаю, зачем она рассказала мне свою историю, но со мной это не сработает. Нельзя заставить стать человека храбрым, если в нем больше нет храбрости. Я жива лишь потому, что была слишком испугана, чтобы умереть, и на самом деле это делает меня трусихой. Женщиной, которая все шагала и шагала мимо слонов и крокодилов, женщиной, которой посчастливилось иметь крепкую пару ног и большую долю удачи.
Она зевает и встает.
— Думаю, мне пора вернуться в постель. Надеюсь, завтра мы еще об этом поговорим.
— Я не передумаю. Я не могу поехать в Бостон.
— Даже с учетом того, что могли бы все изменить? Вы
— А он знает меня. Я та, кто сбежала, та, которую он разыскивает. Я его единорог — существо, обреченное охотником на вымирание.
— Мы о Вас позаботимся. Обещаю.
— Шесть лет назад, в буше, я узнала, каково это — умереть. — Я качаю головой. — Не просите меня умереть снова.
Несмотря на весь выпитый скотч, а может как раз из-за этого, мне снова снится Джонни.
Он стоит передо мной, протягивая ко мне руки, умоляя меня бежать к нему. Нас окружают львы, и я должна сделать выбор. Как мне хочется довериться Джонни так, как я доверилась ему однажды! Я никогда по-настоящему не верила, что он был убийцей, а теперь он стоит передо мной, широкоплечий и золотоволосый.
С криком я просыпаюсь.
Я сажусь на край кровати, обхватив голову руками. Крис поглаживает мою спину, пытаясь меня успокоить. Даже когда пот высыхает, охлаждая мою кожу, сердце все еще стучит в груди.
Кристофер бормочет:
— С тобой все в порядке, Милли, ты в безопасности.
Но я знаю, что я не в порядке. Я словно треснутая фарфоровая кукла, готовая разлететься на части от малейшего прикосновения. Прошедшие шесть лет не сделали меня снова прежней, и я знаю, что никогда не стану прежней. Нет, пока Джонни не попадет в тюрьму или на тот свет.
Я поднимаю голову и смотрю на Криса.
— Я больше так не могу. Мы не можем.
Он глубоко вздыхает.
— Я знаю.
— Мне не хочется, но я должна это сделать.
— Тогда мы поедем в Бостон с тобой. Ты не будешь одна.
— Нет. Нет. Я не хочу, чтобы Вайолет находилась рядом с ним. Я хочу, чтобы она оставалась здесь, где я буду уверена в ее безопасности. И ты единственный, кому я доверю за ней присматривать.
— А кто позаботится
— Они. Ты же слышал, как они говорили, что не позволят случиться со мной ничему плохому.
— И ты им веришь?
— А с чего мне им не верить?
— С того, что ты для них только инструмент, средство для достижения цели. Они всего лишь хотят поймать
— Я тоже этого хочу. Я могу помочь им это сделать.
— Позволяя ему взять твой след? А что, если они не смогут его поймать? Что, если он захочет взять реванш и проследует за тобой сюда?
Эту возможность я не рассмотрела. Я думаю о ночном кошмаре, от которого только что очнулась. Джонни заманивает, обещая защитить, прямо перед тем, как его челюсти широко распахиваются. Это подсознание предупреждает меня держаться подальше. Но если я останусь в стороне, ничего не изменится, ничего не зарубцуется. Я навсегда останусь треснутой фарфоровой куклой.
— У меня нет выбора, — отвечаю я. — Я должна им довериться.
— Ты можешь выбрать не ехать.
Я тянусь к его руке. Это рука фермера, большая и мозолистая, достаточно сильная, чтобы прижать к земле овцу для клеймления и достаточно нежная, чтобы расчесывать волосы маленькой девочки.
— Мне нужно покончить с этим, дорогой. Я еду в Бостон.
У Кристофера наготове список требований, и он перечисляет их детективу Риццоли и агенту Дину с горящими от гнева глазами.