Снова в дураках (ЛП)

Ровно в два часа Женевьева спустилась вниз, одетая в платье для прогулок из бледно-голубого муслина, отделанного белым кружевом. Оно выглядело скромным, но в то же время удивительно подходящим, особенно к накидке из синей шелковой тафты. В руках она держала кружевной зонтик от солнца с острым наконечником (превосходное дополнение для отражения похотливо настроенных мужчин). Начиная с кончиков голубых туфелек и кончая лентами, вплетенными в волосы, ничто в ней не должно было вызвать у мужчины страстное желание.

А посему не находилось никакого объяснения тихому огню, немедленно вспыхнувшему в глазах Тобиаса, как только он увидел ее. Этот слегка потемневший синий оттенок его глаз хоть и вызвал в Женевьеве некоторую неловкость, но внезапно заставил почувствовать себя счастливой. Он - мерзавец, напомнила себе Женевьева. Этот мужчина настолько похотлив, что глазеет даже на тех леди, вырезы платьев которых приближаются к ушам.

- Надеюсь, наш пикник будет довольно кратким, - сказала Женевьева, спускаясь со ступенек крыльца и проходя к карете Тобиаса, при этом ее зонтик был открыт и явно предостерегал от любого его намерения сделать выпад в ее сторону. - Я должна вернуться пораньше и успеть переодеться для оперы. Фелтон и я собираемся смотреть "Белого Слона", последнее сочинение графа Годвина.

- Граф - это титул композитора или его имя? - поинтересовался Тобиас.

Женевьева позволила лакею помочь ей сесть в карету, словно была хрупкой фигуркой из китайского фарфора. Она вовсе не та женщина, что будет карабкаться туда самостоятельно.

- Он сейчас очень популярен, - без всякого интереса заметила она, вынимая веер. - Оперы принесли ему известность.

- Должно быть, в Англии произошли большие изменения с тех пор, как я уехал из страны, - откомментировал Тобиас ее сообщение, занимая место напротив Женевьевы. - Что-то я не припомню пэров, не брезгающих заниматься музыкой.

- И почему он должен быть таким напыщенным? Куда мы едем? - спросила она, добавив в свой голос изрядное количество скуки.

- На Варфоломеевскую ярмарку[18], - ответил он.

Женевьева вздохнула, изображая безмерную усталость светской дамы.

- Варфоломеевская ярмарка? Но с какой стати? Люди нашего круга никогда не посещают Варфоломеевскую ярмарку!

- Почему же нет?

- Поскольку она... она - не для нас, вот почему!

- Не будьте такой гусыней. Сегодня день святого Варфоломея, и те, у кого все в порядке с головой, отправляются на ярмарку.

- Ради Бога, - без всякого выражения произнесла Женевьева. - Никогда не слышала ничего подобного. И что мы будем там делать, молиться? - Она активно обмахивалась веером, чтобы скрыть свое смятение. Один плюс в этом все же был, на ярмарке их никто не узнает.

- Есть свинью Варфоломея, - лениво ответил он, вытягивая ноги так, что Женевьева была вынуждена отодвинуться на своем сиденье, лишь бы избежать прикосновения его лодыжки. - А также имбирный пряник в форме человечка. Вот увидите, Женевьева, я непременно съем пряник в виде леди. А вы?

Она сузила глаза и уставилась на него. Почему-то ей показалось, что он пытается ее поддразнивать.

- Никогда в жизни не ела ничего похожего! - резко заявила она. - Имбирные пряники выпекают в форме квадрата.

Он рассмеялся.

- В вашем образовании существуют досадные упущения, любовь моя.

- Не смейте называть меня своей любовью! - воскликнула она, явно рассерженная.

Как только Женевьева покинула карету, она мгновенно окунулась в невообразимый шум, создаваемый мелкими разносчиками (торгующими всем на свете - от фарфоровых ваз до гусей), трубами и пронзительными звуками шарманок вдали, а также вызывающим головокружение скрипом, издаваемым задыхающимся мужчиной, играющим на ужасно громкой волынке. И куда бы она ни посмотрела, всюду были люди: одетые в красное солдаты, сопровождающие хорошеньких девушек; ученики с вздернутыми носами и озорными глазами; жены простых горожан в белых передниках, несущие корзины с всякими вкусностями; а также сельский люд, глядящий на все это, открыв рот. Женевьева онемела, подобно любому из этих провинциалов.

Взглянув на нее, Тобиас усмехнулся и поинтересовался:

- Великолепно, не правда ли?

- О, да! - выдохнула Женевьева. - Да!.. Что это? - спросила она, указывая зонтиком на ряд помещений, украшенных яркими цветными занавесами и расписными вымпелами, трепещущими на ветру.

- Там располагаются участники различных интермедий, - пояснил Тобиас, беря ее под руку. - Канатоходцы, акробаты, кукольники...

- Идемте же посмотрим! - воскликнула Женевьева. Они стали пробиваться сквозь толпу. - О, смотрите! "Русалка"! Мы должны ее увидеть! И "Мудрая Свинья": что такого мудрого может быть в свинье? "Летающие Лодки": их мы тоже должны увидеть. И "Золотого Гуся"!

- Начнем с "Русалки"?

Женевьева кивнула. Тобиас отдал три пенса чумазому человеку, стоящему в дверях, и они вошли внутрь.

- Что за жалкая русалка! - с негодованием воскликнула Женевьева, выходя из балагана. - Даже мне было видно, что ее ребра сделаны из бумаги! А ее волосы! Уверена, она носит парик!

- Зато грудь - ее собственная, - заверил Женевьеву Тобиас.