«Снимай, фотограф! Нам не сужденоузреть недостающее звено:как сверху посыпая звездным сором,не Я, не Он, а некое ОНОнас держит в фокусе и щелкает затвором».Она фотографирует и цветы: в каком-то смысле это единственный способ сохранить то, на что ушли долгие месяцы работы
. В этом занятии мне видится веселая жертвенность создателей песчаных городов или глубокая медитативная бесстрастность тибетских монахов, изо дня в день складывающих модели Вселенной – мандалы, для того, чтобы в один прекрасный день их безжалостно разрушить.«дабы вписался в кадрвот этот блик предвечныйна лицах олеандр,на заводи заречной.…Крыло ли за плечомв азарте бьет заядлом…А я здесь ни при чем,а я всегда – за кадром».Это – не ложная скромность
. Это – позиция художника, который лишь фиксирует момент гармонии, созданной не им, с благодарностью за возможность в ней раствориться. Став европейским человеком, Лидия Григорьева приняла и впитала в себя многоцветную культуру наших образованных соседей, играет с ее этикетками и святынями, примеряет к своему саду их звучные имена. «Камелия и Жозефина», «Гертруда», «Вивальди», «Байрон», «Принцесса в Веймаре» и даже «Фрейд в Лондоне», который «стариковал меж роз», эти значки европеизма поблескивают в текстах Григорьевой как игрушки на Рождественской елке, хотя понятно, что удерживаются они ветвями иного растения, и на ином празднике.«Зачем я тюкаю по клавишам,зачем упорствую в труде?Не озабоченная Равенством,Свободой, Братством и т. д?».или
«…кто стихами полночными бредит,забредя в заколдованный круг?..Вот и жду, что на это ответитмой китайский начитанный друг».Не знаю, поможет ли ответить на эти вопросы китайская философия, но Восток в книге Григорьевой не туристический и не экзотический
. Восток – душа Мира, незыблемый океан гармонии – и читая стихи Григорьевой, постоянно ловишь себя на мысли, что он вечно стоит у порога ее английского дома.