Они увидели два красно-лиловых отпечатка возле каждого соска, примерно четырех сантиметров в диаметре.
– Похоже… на отпечатки копыт, – констатировала Абигэль.
Она дотронулась пальцем до шрама на своей шее. Это были похожие отметины, как будто два копыта раскалили добела и приложили к груди Виктора.
– Копыта, ноги животного, да. Как будто, уж не знаю, коза, что ли, лягнула его прямо в грудь. Во всяком случае, какое-то животное давило ему на грудь достаточно сильно, чтобы остались эти отпечатки.
Фредерик фотографировал своим мобильным телефоном.
– Виктор не убежал, – сказал он. – Он – посланник. Он должен что-то нам сказать.
Эро достал из кармана лист бумаги:
– Я пока записал все буквы, начиная с верхней части тела и до ног. Ничего внятного.
Абигэль взяла у него из рук листок и прочла буквы:
Фредерик наклонялся, кружил вокруг кровати, снимал во всех ракурсах. Потом он остановился и постоял несколько секунд перед Виктором, ничего не говоря. Но его большие кошачьи глаза все сказали за него: фотографировать несчастного мальчишку, точно зверя на ярмарке, ему было омерзительно.
– Мы останемся в больнице, – бросил он наконец. – Дайте нам знать, как только он придет в себя. Мы должны с ним поговорить. Это срочно.
Они вышли подождать в холл. Съели по сэндвичу без всякого аппетита – Фредерик одолел только половину. Говорили они немного. Абигэль не переставала думать о своем отце, об аварии и о том, что он опоил ее пропидолом. Почему ее, а Леа – нет? Она хорошо помнила стакан молока, который ее дочь выпила перед отъездом, присев на кухне. Ив мог тогда подлить в него пропидол.
Пришел Эро в сопровождении женщины-психолога, занимавшейся мальчиком. Абигэль оторвалась от своих размышлений. Виктор наконец проснулся. Психолог проинструктировала их, как себя вести: разумеется, ни в коем случае не давить на мальчика и все прекратить, если он замкнется.
Они снова поднялись на третий этаж. Фредерик глубоко вдохнул и первым вошел в палату, врач и психолог последовали за ним. Виктор сидел на кровати, сбросив простыни на пол, и расчесывал ссадину на правом колене. На его затылке была видна буква «l». Он поднял голову и скорчился при виде их, взявшись руками за щиколотки.
– Все хорошо, Виктор, все хорошо, – сказал Эро как мог мягко. – Этот человек из жандармерии, он здесь, чтобы тебе помочь.
Фредерик выдавил улыбку. Виктор пробежался пальцами по голым, покрытым буквами ногам и вернулся к ссадине. Он смотрел затравленно и поводил носом, как зверек, желающий убедиться, что поблизости нет никакого хищника. Фредерик посторонился, пропуская Абигэль.
Увидев ее, Виктор надсадно закричал.
46
Полчаса спустя машина Фредерика миновала Гранд-Синт, направляясь к Лон-Пляж. Пейзаж сводился к череде облезлых складов, серых заводских зданий и высоких труб, из которых вырывалось сине-зеленое пламя. Arcelor Mittal, Air Liquide, Total…[25]
Промышленная империя, обеспечившая когда-то процветание этому региону, которое финансовый кризис обрушил как карточный домик.Абигэль была еще под впечатлением происшедшего в больнице. Ей пришлось выйти из палаты, чтобы Виктор перестал кричать, но мальчишка так испугался, что даже пытался убежать. Сестрам пришлось привязать его к кровати. Поговорить с ним так и не удалось.
– Как ты объяснишь такую реакцию? – спросил Фредерик.
– Не понимаю. Психолог – женщина, бо́льшая часть персонала тоже, так что не образ женщины привел его в такое состояние. Нет, дело во мне. Это я напугала его до такой степени. Почему? Я до сегодняшнего дня видела его только на фотографиях, мы незнакомы. Может быть, что-то во мне напомнило ему о мучительном эпизоде его заключения. Мои волосы, одежда, походка, цвет…
Она все еще вздрагивала, нервно теребя листок бумаги, на котором были записаны вытатуированные буквы.
– Мы должны попытаться понять смысл этих татуировок. Возможно, они составляют какое-то послание, указание. Похоже, Фредди перешел к следующей фазе своего плана.
Она замолчала и уставилась на горизонт из стали и бетона справа. Предприятия тянулись вдоль дороги, насколько хватало глаз. Фредерик чувствовал, что его спутница на пределе.
– Я знаю, что ты переживаешь. После того, что ты узнала об отце, ребенок, похищенный почти год назад, при виде тебя зашелся в крике. Это просто злосчастное стечение обстоятельств. Ничего больше.