Оставив ножку недоеденной, Нандор замирал у огромной вазы с фруктами, чтобы придирчиво выбрать себе персик, а затем ложился на софу, чтобы лениво насладиться сочным плодом.
«Хотел бы я, чтобы меня сейчас видели мои деревенские друзья, – думал он спустя минуту, отбрасывая в сторону едва надкусанный персик и беря в руки большую кисть винограда. – Теперь они едва ли бы стали потешаться надо мной. Ещё бы, из старого сарая с дырявой крышей я переехал в огромный особняк со слугами, в котором я ем, пью и сплю в своё удовольствие, и за всё это мне ещё платят по целой серебряной монете в день! Вот ведь удача так удача. Вот ведь везение так везение. То-то матушка обрадуется, когда я вернусь к ней с горой подарков и большим мешком серебра. То-то будет удивления…»
Юноша откладывал виноград и тянулся к пирожным, раздумывая какое ему больше хочется – кремовое со свежей малиной или шоколадное с белыми трюфелями.
«Теперь я понимаю богатых, – грустно вздыхал Нандор, держа в руках оба пирожных и задумчиво откусывая от каждого. – Делать выбор, когда у тебя есть всё, так утомительно…»
Юноша со вздохом откладывал пирожные и перебирался на кресло, чтобы выкурить сигару и выпить рюмку отменного коньяка.
«Да, жить хорошо!»
Тем временем Манчини со дня на день ожидал приглашения в королевский дворец. Мысленно он уже примеривал на себя герцогский титул и придумывал себе новое звучное имя, соответствующее высокому званию. Он даже заказал у лучшего столичного художника эскиз фамильного герба на дверцу своей кареты.
– И не скупитесь на позолоту, дружок, – напутствовал он мастера. – Пусть каждый видит, что перед ним настоящий дворянин, а не какой-нибудь проходимец! Пусть это будет самый большой и самый блестящий герб, на который вы только способны, так чтобы сам король втайне ему завидовал ему…
Всё было настолько хорошо и безоблачно, что когда Прорицателя из Мадраса арестовали средь бела дня в ресторане на главной улице, он так натурально возмутился, что сделал бы честь любому театру, сыграв на его подмостках роль несправедливо обиженной добродетели. Барон Жюльен, с которым аферист в этот момент завтракал, был страшно возмущён и грозился отправить сыщиков чистить свинарники, однако улики против Манчини были столь многочисленны и неопровержимы, что «чародея» всё же отправили в тюрьму, где к нему была приставлена самая надёжная охрана. Богатые друзья шарлатана собирались жаловаться самому королю, а барон Жюльен даже предлагал взять тюрьму штурмом и освободить «всемирно известного короля Магии и Волшебства», но когда при обыске особняка Манчини там были найдены пропавшие в Лондоне драгоценности, все поняли, как они жестоко ошибались. Помимо вещей, украденных в Англии, в доме также обнаружились некоторые драгоценности, исчезнувшие ранее в Милане, Вене, Париже и Копенгагене и прочих городах, где ранее гастролировал Манчини. После этих известий весь город забурлил с удвоенной силой. Тот же самый барон Жюльен, вновь потребовал штурмовать тюрьму, но на этот раз уже с тем, чтобы немедленно повесить «этого ужасающего лгуна и проходимца, который оскорбляет сей прекрасный город уже одним фактом своего существования…» Он приказал готовить виселицу на центральной площади и начал вооружать слуг мушкетами, так что не вмешайся в дело королевская гвардия, эта история могла пойти совершенно иным путём.
Слыша крики толпы за зарешеченными окнами, Манчини грустно улыбался, разглядывая эскиз герба, который он успел получить от художника накануне своего ареста.
– Кажется, я немного переборщил с позолотой… – бормотал он. – В следующий раз нужно будет ограничиться одной маленькой короной на голубом фоне… Да, маленькой короны определённо должно хватить… Хотя…
Как и следовало ожидать, вместе с Манчини был арестован и ничего не подозревающий Нандор. Свидетели легко опознали в юноше грозного мавра, а коробочка с ваксой и прочие детали его костюма послужили достаточным поводом для обвинения в соучастии. Юношу затолкали в чёрную карету и тоже отвезли в тюрьму, но в отличие от Манчини, к которому тюремщики относились с неким презрительным почтением и неплохо кормили, юношу бросили в самую сырую, грязную и холодную камеру, где было только одно крошечное окошко у самого потолка, а по полу бегали гигантские крысы.
Первые дни, Нандор всё ещё верил, что произошла какая-то страшная ошибка и его отпустят, но время шло, и постепенно он начинал понимать, в каком ужасающем положении оказался. По законам королевства Манчини грозила смертная казнь, так как он готовился обмануть самого короля, и юноша мог легко оказаться на плахе вместе с ним, так как в глазах всех был с ним заодно.
Дни в тюрьме были ужасны, но ночи были ещё хуже, так как несчастный юноша никуда не мог убежать от окружавших его образов, которые были один кошмарнее другого. Нандор худел, его непрерывно сотрясал хриплый кашель, а от бессонницы у него мутился разум и порой он не понимал толком, спит ли он или бодрствует.