Сновидица и лис

Голос Йены звучал обыденно, спокойно, а дыхание ничуть не сбилось, в отличие от его собственного. И, неожиданно, его это задело. Неведомая доселе горечь остро полоснула по сердцу и сразу же сменилась гневом. Невероятно, но находиться рядом с ней было почти так же невыносимо, как и вдали от нее!

Всю осень он сидел в этих проклятых ледяных горах, на обломках Дворца Народов и ждал ее возвращения. Вначале боль утраты была так сильна, что заглушить ее сумел лишь врученный ему пузырек морры. В момент слабости он выпил его до дна, не задумываясь о том, что может погибнуть от передозировки. Хотелось просто заглушить боль. Спустя несколько дней сильнейшей ломки, когда все кости, казалось, выкручивало наружу, а легкие горели огнем, он наконец очнулся. Но лишь затем, чтобы обнаружить, что Йены по-прежнему нет, и вдобавок он теперь обязан жизнью ее загадочному другу.

Последующие недели ему казалось, что остался он исключительно из-за этого неоплаченного долга, хоть мысли о h’gash так и не покидали его на протяжении всего времени. Затем он заставил себя поверить, что ждать его заставила появившаяся ниоткуда гильдия. Но, когда небеса наконец разверзлись и Йена целая и невредимая перышком спустилась вниз, он понял, что не смог бы уйти даже, если бы его гнали палками. Все его внимание вдруг заняло ее бледное изможденное лицо и едва слышное дыхание.

И мир перевернулся! Ее замершее сердце, казавшееся совсем безнадежным, забилось под его руками. И с каждым его ударом росла и его решимость завоевать эту девушку, оставить ее себе.

Ее друг, этот загадочный Fair, по уши влюбленный в нее, похоже, заметил его состояние. По крайней мере, именно с тех пор в его бирюзовых глазах стало появляться весьма кровожадное выражение всякий раз, когда он смотрел на эльфа. Но, как бы не злился его соперник, именно Фирласу пришлось дежурить рядом с девушкой, то и дело, заставляя биться так и норовившее остановиться сердце. И именно тогда, в одну из мрачных зимних ночей, прижимая к себе ее ледяную ладошку в безнадежной попытке согреть, он вв полной мере осознал, насколько огромную и важную часть его жизни заняло это маленькое, невыносимо упрямое чудовище. Настолько огромную, что он не мог больше представить себя вдали от нее.

Его перестал пугать мрачный Огонек, день и ночь сидевший у ее постели. Разве могли его кинжалы или когти сравниться с болью расставания?! И даже рыцарь-тихоня, постоянно грозным мечом нависавший над ними, был не более чем помехой. Ему казалось, что он готов к любым трудностям, лишь бы остаться рядом. Но оказалось, не учел самой большой трудности — невыносимого характера самой Йены.

За долгие месяцы, он успел позабыть. насколько сильно она может раздражать. И в первый же день после ее пробуждения они, как водится, разругались. Тогда он был вне себя от гнева, подумывал даже плюнуть на все и уйти. Оставить эту неблагодарную h’gash самой разбираться со своей странной жизнью! Но планы его прервало неожиданное нападение безликих. Обида быстро испарилась, превратившись в беспокойство. Ведь эта чокнутая была способна на любую глупость!

И предчувствия его не подвели. Она собралась остановить черную бурю — миллионы искаженных, извращенных духов природы, насильно превращенных в кошмары сильной сновидицей. И переубедить ее, как всегда, было невозможно.

Гнев темной волной плеснулся в душу. Ну что ж, раз хочет погибнуть, значит, туда ей и дорога! В конце концов, кто он такой, чтобы ей препятствовать?! Как там она недавно сказала? «Ты как был, так и остался чужаком!..» Все верно! Вот и незачем суетиться ему, чужаку, пусть делает что хочет!

Он яростно зашептал заклятие, устанавливая вокруг нее щит от камней и молний и пытаясь совладать с гневом. Десять минут. Он прикинул свои силы — их оставалось совсем немного. Заклятье пустоты отобрало львиную долю его запасов энергии. Оставалось только надеяться, что он сможет. Ради нее… Нет! Ради себя и только! Если они выживут, он уйдет! Хотя бы ради спасения собственного рассудка.

Йена тем временем, не обращая внимания на его сердитое шипение, шагнула вперед и резко распахнула дверь. В комнату ледяным вихрем ворвался ветер, подхватил ее длинные медные волосы и, будто играя, швырнул ему в лицо несколько прядей. Мягким шелком они заструились по щеке, приятно защекотали нос мягким чабрецовым запахом.

И гнев исчез! Ему хотелось наплевать на все — схватить ее, унести отсюда подальше и спрятать там, где никто не найдет. Да вот только бежать было некуда. С болью в сердце, он понимал, что сейчас она была их единственной надеждой. Оставалось только молиться, что загадочные рисунки на руке дадут ей достаточно сил, чтобы совладать со взбесившейся стихией.

Секунду помедлив, Йена быстро сбросила сапожки, глубоко вдохнула и, не оборачиваясь, твердо шагнула во тьму.