Вкратце я написала о том, что я здесь делаю, как его нашла и почему не могу говорить. Он бегло прочел мои каракули и утвердительно кивнул. В зеленых глазах отразилась глубокая задумчивость. Наконец, тряхнув головой, он хрипло произнес:
- Где Фирлас?
Вопрос смутил меня, и я опустила глаза, лихорадочно соображая, что ответить.
- "Не сошлись характерами!" - наконец написала я и улыбнулась.
К моему удивлению, Элтас не стал вдаваться в подробности и тут же сменил тему.
- Хоть это и мерзко, но похоже, я теперь обязан тебе жизнью, h'gash! - выдавил он и замолчал, ожидая пока я напишу ответ.
- "Ты ничем мне не обязан, Элтас Трейн, но хотелось бы тебе сообщить, что я вовсе не h'gash, как бы странно это не звучало. Мое полное имя Сайена Ainien и я, похоже, последняя эльфская королева."
Челюсть эльфа после прочтения записки смешно отвисла, а зеленые глаза метнули в мою сторону недоверчивый взгляд. Затем, забыв о недавнем отвращении, он пристально уставился на меня, несколько раз осмотрев с ног о головы. Я изобразила на лице самое невинное выражение.
- Ты можешь это доказать? - недоверчиво поинтересовался мой собеседник, все еще не сводя с меня взгляда.
- "Нет, да и незачем." - написала я, - "Верить мне или не верить - твое личное дело. Это все равно ничего не меняет."
Он пожал плечами, скривился от боли и отвернулся, тем самым давая понять, что разговор окончен.
Скорчил такую мину, будто я его чем-то обидела. В душе закипел гнев. Что этот, что Фирлас, два сапога - пара. Сразу видно - братья!
Я сердито вскочила на ноги, вывалила на траву содержимое сумок и принялась сооружать шалаш. Эльф наблюдал за мной с каким-то отрешенным выражением на лице, но разговаривать больше не пытался. Покончив с обустройством на ночь, я отправилась к баррикадам. Нужно было сжечь трупы, пока они не начали запахом привлекать к нам полчища лесной живности. Отбиваться ночью от обнаглевших за время войны волков, мне вовсе не хотелось.
Следующий день прошел в заботах о раненном, который очень быстро обнаглел до такой степени, что начал требовать более изысканной еды и вина в придачу. Я старалась оставаться спокойной, делая скидку на начавшуюся лихорадку, но в итоге плюнула на все и ушла в лес аж до вечера.
На третий день Элтас почувствовал себя намного лучше. Его все еще немного лихорадило, но он уже смог отлично сесть и самостоятельно позавтракать. А когда я полезла посмотреть на рану, он грубо оттолкнул мою руку и пробурчал, что справится сам. В ответ я лишь равнодушно пожала плечами, наблюдая за кряхтящим, стонущим и ругающимся сквозь зубы мужчиной.
Ближе к обеду лихорадка прошла совсем. Возможно, благодаря травяным настоям, которыми я разжилась у знахарки в одной из деревень, где мы останавливались на ночлег. Элтас исправно пил их, хоть и изрядно кривился.
- Я не верю в благородство и бескорыстие, lellie, - задумчиво заговорил он ближе к вечеру, наблюдая, как я пытаюсь развести костер под мелким осенним дождем. - Почему ты спасла меня? Ты ведь так меня ненавидела!
Я загадочно улыбнулась, но затем вдруг погрустнела, вспомнив о Фирласе.
- "Ты единственный, кто у него остался." - написала я в блокноте.
Эльф саркастично приподнял бровь.
- Есть еще младший, - Айрас. Он живет на севере. Наверное, он забыл тебе сказать. Судя по вашему поведению в деревне, вы вообще мало разговаривали, да?
Тон эльфа был холодным и циничным. Окинув его долгим взглядом, я потянула к себе блокнот и спешно нацарапала:
- "Айрас мертв. Убит безликими. Деревня сожжена. Видела его своими глазами."
С румяных от лихорадки щек Элтаса мгновенно сошла краска. Он еще раз перечитал написанное и поднял на меня негодующий взгляд.
- Уходи! - сквозь зубы бросил он. - Убирайся сейчас же!
Я хотела было рассердиться, но вовремя заметила застывшие в зеленых глазах слезы. Он не хотел показывать своей слабости, вот и гнал меня, потому что сам уйти не мог. Но и мне тоже особо не хотелось вылезать наружу под холодный дождь, так что я просто отрицательно мотнула головой и демонстративно повернулась к эльфу спиной.
На пару минут в шалаше воцарилась тишина, а затем я услышала тихие всхлипывания, вскоре перешедшие в полноценный плач, сквозь который то и дело слышались слова древней эльфской поминальной песни. И мне это не показалось проявлением слабости. Нужно быть очень смелым, чтобы открыто горевать рядом с кем-то едва знакомым. Невольно я позавидовала его способности не держать все в себе. Я всем сердцем жалела сейчас этого странного, грубого и циничного мужчину, но обернуться не посмела. Лишь устроилась боком у стены нашего убежища, протянув в его сторону руку. И о чудо! Через пару минут его огромная ладонь сжала мою.