Сны

Он совсем позабыл, что когда-то ужасно боялся, страстно боялся заходить в храм и, если такое случалось, вскоре убегал. Подростковый страх был забыт, Андрей даже не вспоминал о нём. Чем этот страх был выдавлен или рассеян Андрей не знал и не разбирался – ушло, так ушло. Точка. Теперь всё иначе. И он, Андрей, стал другим. В общем-то ничего особенного не являлось ему. Никаких откровений, видений, ничего сверхъестественного он не слышал и не чувствовал. Его разговор с Богом был тих, совершенно беззвучен. Он едва ощущался на границе эмоций, на едва вибрирующей грани тончайшего бытия души, или того, что ею называлось. Разговор этот происходил где-то вне Андрея, где-то у далёкого горизонта. И это идеально совпало с одним его открытием. Когда-то он всматривался и пытался разглядеть линию горизонта в ясную погоду на море. Он долго-долго смотрел вдаль и через некоторое время, после того как в глазах прошла рябь от сосредоточенного всматривания, вдруг зрение прояснилось и стала видна тоньше волоса черта отделяющая небеса от земли, точнее водной глади. Это был не тот горизонт, что виделся в хорошую погоду сразу, сходу. Андрей вообще решил, что то, что видишь сходу это совсем не то, что нужно. Не то, что есть на самом деле. Это мираж для ленивых и суетных. Вот если дать себе труд посмотреть на горизонт внимательно и сосредоточенно, всмотреться, то тогда раскроется тебе навстречу, если так можно выразиться, его настоящее лицо. Андрей тогда лишь почувствовал, а позже уже сознательно понял, что при внимательном всматривании всегда откроется истинная суть любого явления, предмета. Собственно, это и не открытие. В этом нет ничего нового для видавшего виды ума, для опытного в восприятии сознания. Но для нового исследователя здесь крылся сокровенный смысл всего сущего. И для Андрея этот смысл был очень дорог и ценен.

Стоя в храме на литургии ему снова открылась суть. Суть общения с Создателем. Это общение не ограничивало Андрея какими-то рамками индивидуальности с той стороны. В один день это мог быть Иисус, в другой Богородица, в третий сам Создатель. Андрей понял, что это не важно кто именно. Суть общения от этого не менялась. Она вообще казалось подстраивалась под настроение и самочувствие Андрея. Она каждый раз была разной. Андрей чувствовал её живой, дышащей, бесконечно разумной, доверчивой, любящей, весёлой… Потом как-то само собой пришло понимание, что приходит он на службу не только для себя, но и для того, чтобы помочь кому-то – помолиться за знакомых и не знакомых, ближних и дальних; за тех, кто нуждается в молитвенной помощи. Ни на секунду он не считал себя религиозным фанатиком. В нём этого попросту не было изначально. Ему понравилось, что в храме никто (священники тоже) никого ни к чему не призывал. Не объявлял никаких крестовых походов, или обращений неверных. Если бы что-то подобное Андрей услышал или уловил, то ушёл бы сразу. Единственное к чему он чувствовал безмолвный призыв – доверие. Доверие Создателю и самой Жизни. Он ощущал этот призыв где-то глубоко в себе. И ему не нужны были доказательства и подтверждения. Он УЖЕ знал, что это самое главное. Что это, быть может, даже важнее веры. Что этого одного достаточно, чтобы всё остальное приложилось и выстроилось в полном согласии с Божьим Замыслом. Андрею вполне хватало такого подхода. Это потом он услыхал рассказы о других храмах, где что-то требуют, проверяют выполнение чего-то, строго спрашивают. Он не слишком верил этим рассказам – может правда, а может и нет, люди часто фантазируют, добавляют свои страхи или неудачный опыт. Здесь же всё было так, как ему могло понравится. Так ладно, как совпадало бы с его личным ладом. Поэтому, когда Андрей появился в храме в первый раз, то удивился лёгкости, с которой переступил его порог. Прежние мысли и колебания мгновенно утратили прежнюю свою могущественную силу, казались смешными, ребяческими и быстро растворились не оставив после себя следа…

И встретили Андрея обыкновенные добрые люди, и всё, что его интересовало получило ответ и подробное разъяснение. И ушёл он в тот, первый раз, спокойный и уверенный. Как-будто что-то встало на своё место. Как-будто после долгого балансирования, прислонился к чему-то прочному и надёжному.

***