Сны доктора Гольца

Отныне Кибрич стал относиться к разряду раетеркесов, которые, как свиньи, копались в грязи и, бывало, съедали вместе с отбросами и кого-нибудь из своих, а, если повезет, то и из посторонних. Кибрич стал вторым боровом в ратеркесном доме, и особенно он любил питаться профессорскими мозгами. Наверное, поэтому со временем его потянуло также и на писателей и, вообще, на разных нетрадиционных врачевателей, которых он съедал сотнями. Самые дружеские отношения установились у Кибрича с главной свиньей, с тем, кто шел в списке под номером "один": обе свиньи понимали, что не могут пока съесть друг друга, но чувствовали друг к другу особый апетит, поэтому и дружба их была особенно крепкой. Позже, когда главную свинью все-таки съели свои, Валентин Францевич часто приезжал на ее дачную могилу и там плакал в оборванный платочек.

Кибричу открылась дорога прямо на свинячий Олимп, сразу на второе место в списке после Его Списочного Высочества, но, как известно в списочном Зазеркалье, Кибричам показан только кружной путь, и в мире, который поставлен с ног на голову, нет прямых превращений.

Просидев ровно положенный срок на куче дерьма и отбросов, тот, с кем чья-то злая воля объединила Гольца, высидел новое яйцо, из которого вылетел обросший густым мехом и с крыльями. На голове его сидели большие роговые очки, он был награжден мощным хищным клювом, предназначенным для раздирания отнюдь не вегетарианской пищи, под одним из его крыльев был - также вылупившийся из яйца - свеженький потертый пятнистый портфель.

Кибрич был назначен на место Председателя Гас-Хаоса, и справлялся со своей задачей блестяще и не прилигая никаких усилий. И это понятно: ведь он должен был дать отдых своим заплывшим жиром от употребления такой питательной пищи, как профессорские мозги, извилинам. Пока он отдыхал, неразлучный с ним Косточкин и другие трудились в поте лица, строча отчеты об усилении хаоса и о том, как в ним - с этим хаосом - жить дальше. Над головой Кибрича хаотично кружились снегопады из купюр, которые исчезали в черной бездне под ногами Хозяина. Из карманов Кибрича, расположенных под его мощными крыльями, вылетали другие купюры, которые с железным стуком опадали в заморских пещерах и в железных ящиках под заморскими озерами, с деревянным стуком наполняли карманы приживалок, любовниц, холуев и чистильщиц, с цоканьем откупориваемой бутылки наполняли желудки списочных величеств и со звоном пустоты мерещились в карманах простых налогоплательщиков. Холмы и горы костей, слез и крови множились у подножия временного Олимпа Хозяина, десятки и сотни его бывших недругов, антипатий, предметов мести падали, сраженные, как бесплотные куклы, огненными стрелами Его никогда не засыпающей мстительности.

Бывших Его коллег и соратников одного за другим хватали удары, его давние любовшицы по ошибке вместо успокоительных капель выпивали баночки с серной кислотой, каждый, кто отирался близ Него в ратеркесном свннарнике, получал свою порцлю отравленного дерьма.

7

И вот заискрилось всеми цветами радуги, засверкало кровью и бриллиантами слез, засветило прекрасное, как солнечный свет на крыльях бабочки, и отвратительное, как бабочкины же мохнатые крылья или как крысиная улыбка, великолепное, как сияющая высота могущества, и зловонное, как гниющее заживо тело, новое мощное яйцо. Оно покатилось по списочному Зазеркалью и остановилось у самого последнего предела, у невидимой грани, отделяющей ту сторону зеркала от этой. Оно - это яйцо появилось на свет для того, чтобы занять две позиции: с одной и с другой стороны невидимой грани; только из таких яиц выходят хозяева страны. Оно застыло между двух миров и остановилось в абсолютнейшей тишине, как будто все мироздание затаило дыхание, как будто все вокруг застыло в ожидании чего-то. Оно остановилось между движением и покоем, удерживаемое в таком положении невероятной, неведомой силой, потом вдруг с отвратительным скрежетом-грохотом разломилось, распалось, и из него, потягиваясь и совершая невероятные, неожиданные конвульсивные движения, появилось чудовище. Это чудовище было точь-в-точь такое же, как то, что сидело в своей дерьмовой бездне под первым кабинетом Кибрича и управляло обеими сторонами зеркала. Оно зевнуло, снова потянулось - и тут же сожрало проходившего мимо вислоухого барана.