Развалины тонули в мареве серых бесцветных камней. Воздух безвкусно проникал через мехи легких, пыль засыпала глаза. Мир за пределам башни показался Раджеду сперва самым отвратительным местом, которое можно представить. Кажется, раньше здесь обреталось королевство других льров, но они поддерживали Аругу Иотила, с которым шла давняя борьба. Когда старый льор был свергнут его племянницей, война продолжилась с Илэни. Янтарный льорат брали в клещи с севера и востока кровавая яшма и дымчатый топаз, но род Икцинтусов неизменно побеждал и расширял владения, оставляя жалкие руины от других башен.
Они изобретали все более искусные способы и стратегии уничтожения друг друга и обогащения, обзаводились союзниками, сокрушали предателей. И где-то под гигантскими подошвами власти льоров колыхался раньше ячед, простой народ, глухие к самоцветам. Что было с ними, чем они жили — правителей не интересовало. Для земных королей людской труд приносил свою прибыль, а в Эйлисе каждый король — сам себе властелин и подданный. Но вот на колоссальной шахматной доске осталось всего семь фигур, которые готовились друг друга сокрушить. Мысль об объединении против кого-то уже не мелькала. Да если бы не гостья, Раджед и не подумал покидать башню. Однако ему бросали вызов похищением Софии.
Чародей все всматривался в далекую завесу, считывая ряды магических символов, распутывая сеть заклятий. Он отметил мастерство того, кто перегородил Жемчужное и Янтарное моря. Илэни за прошедшие годы явно стала намного сильнее. И, признаться, Раджед ненавидел чародейку куда больше Нармо, уже даже осуждал себя за мягкотелость и скучающее сибаритство: стоило уничтожить ее раньше.
Но ему никогда не нравилось убивать. Наверное, из-за этого. Хвастаться удалью, богатством, силой — весело, замечательно, приятно. А мериться количеством трупов и тем, у кого руки в крови по локоть, а у кого по плечи — мерзко. Кровь убитых не отмывается, ни одно ее пятнышко не отходит от души, постепенно унося ее в гранитный саркофаг.
Камни просили движений. От развалин отделялись тени. В глаза вползала молочная пелена барьера, окружала прозрачная тяжесть пустыни, и льор оставался последним носителем цвета, ярким пятном. Но ныне им завладела ярость, стоило лишь взгляду упасть на шевелившиеся камни.
— Огира! Изменник! — прошипел Раджед, подлетая стремительным вихрем к груде камней. Великан тут же резко выпрямился, точно забывая о сонной скорби возле заснувших навечно товарищей.
— Да, ты как был твердолобым остолопом, так и остался, — с пренебрежением продолжал чародей, немедленно выстраивая картину произошедшего: кто-то был в деревне, всюду чувствовались остаточные следы чужой магии, но очень хитро замаскированной. Кто-то подговорил великанов отправить Софию на другой материк.
— Льор… Проклятые чародеи! — гулом глубин прозвучал тяжелый ответ.
На Раджеда тут же надвинулась целая армия селян, которые встрепенулись, вскочили с насиженных мест. Камни гремели, как горы от землетрясения, но со всех сторон глядели слишком живо каменные шарики зрачков из-под нахмуренных бровей. Прибыло воплощение их зла, их старинной ненависти.
— О да, и здесь ничего нового. Никаких новых проклятий в свой адрес, — рассмеялся угрожающе чародей. — Скучно с вами. На что ты надеялся, когда поднимал восстание? Вы не стоите и моего мизинца, пустая порода, земной мусор. Давай, прикажи своей «армии» атаковать, — Раджед театральным жестом обвел рукой собравшихся.
— Душители… — ухнули на разные лады несколько великанов, смыкая плотнее кольцо. Огира и правда наступал, яростно топая ногами-тумбами.
— Что же они не бегут? Надо же! Не могут сдвинуться с места, — продолжал издевательски льор, сковывая плотным кольцом магии все движения великанов, которые больше не сумели и шагу ступить. А колдун и глазом не моргнул, такая магия годилась ему лишь на фокусы. Однако веселья он не испытывал, скорее гложущую досаду и ненависть — какие-то букашки перемешали все карты, разрушили всего его планы. Тупые легковерные уродцы отправили его «игрушку» во враждебные земли. И имя Софии больше не звучало в его голове, музыка слов покинула сердце, уступив место давнему гневу.
Черные брови сдвинулись, меж них пролегла складка, оранжевые глаза горели ярче прежнего. Льор рассматривал всех исподлобья, наслаждаясь беспомощными корчами великанов, пытавшихся оторвать ноги от земли, которая поглотила их до колен.
— Откуда у вас каменные орлы? Отвечай! — приказывал льор, прожигая взглядом Огиру, перебирая длинными пальцами, которые ныне напоминали когти орла.
— Отвечать… — вздыхал стойко упрямый великан, даже стараясь расправить неровные плечи. — Какой смысл отвечать тирану, который не ведает, что значит милосердие?
— Неповоротливый истукан, а языком по-прежнему слишком резво мелешь, — воплощенным вероломством смеялся Раджед, уже почти не помня ни о Софии, ни о Сумеречном, рассудок его внезапно застил бесконечный гнев на тех, кого он, как казалось, уничтожил еще сотню лет назад.
— Ну что ж, попробуем иначе.