- У нее сломан позвоночник, руки и ноги, - она выдохнула и продолжила, - еще врачи говорят, что у Карсилины тяжелая черепно-мозговая травма, вследствие чего произошло обширное кровоизлияние в мозг. У нее нет шансов...
Мария Радужникова сказала это и, окончательно разрыдалась. Димка быстро сгонял за водой и протянул стакан тёте Маше со словами: - Она обязательно поправится.
- Все будет хорошо, - попытался ее успокоить Саймон, хоть и ощущал себя не лучше. Болезненный ком в горле стал еще больше.
- Нет, не будет! - нервно выкрикнула женщина. - Доктора пытались заставить меня подписать разрешение на... эвтаназию.
- Ч-что? - у Саймона чуть не пропал дар речи, а часы упали со стены и разбились. Стрелки остановились на 9.25. Карси и эвтаназия?! Это вообще сочетается?
- Они говорят, говорят, что... - тётя Маша была раздавлена. - Её мозг вследствие обширного кровоизлияния мертв. Она никогда не придет в себя. С этим ничего не сделать. Она...овощ.
Саймон стоял, как громом пораженный. А ведь еще вчера Карси была вполне здорова, ее мозг функционировал. Он не мог поверить, что такое случилось с девушкой. Может, это какая-то злая шутка? Он ведь ей так и не признался в своих чувствах, и, судя по всему, не признается....
- Врачи говорят, что эвтаназия — лучшее решение в данной ситуации, - сказав это, тётя Маша крепко прижала Димку к себе. Слёзы течь не переставали.
Саймон отошел от них, присел на лавку и спрятал лицо в ладонях. Отчаяние подступало, взяв его плотным кольцом, хотелось дать волю слезам. Как быть?! Мужчины не плачут? Ему срочно нужно увидеть Карси! Плевать, что к ней не пускают. Но, как туда попасть? Можно украсть белый халат и притвориться интерном, или же воспользоваться старым чародейским способом. Второй вариант был надежнее. Только надо, чтоб на Саймона никто не смотрел, а в холле полно народу. Зайти в туалет, наложить на себя невидимость и идти в сторону реанимации, стараясь ни на кого не натыкаться. Хороший план!
Пока Димка успокаивал тётю Машу, Саймон сделал всё, как планировал. Он осторожно открыл дверь, выждав пока снаружи никого не будет, и прошел в холл. Из холла он вышел в коридор первого этажа и направился по указателям к реанимации. Когда «невидимкой» он пришел к тяжелым дверям реанимационного отделения, двери оказались заперты. Пошаманив с замком, он заставил его открыться и осторожно юркнул в коридор. Проходя, он, заглядывал в большие окна реанимационных палат, искал Карсилину. Пару раз чуть не наткнулся на медсестер, но вовремя отпрянул. Наконец он увидел её - Карсилину, всю в проводах и трубках, подключенную к системе жизнеобеспечения. Осторожно пройдя в палату, где лежало еще три человека — и все без сознания, он подошел к Карсилине, сняв с себя невидимость, и взял ее за руку. Тёплая.
Саймон медленно опустился перед ней на колени. Карси была вся бледная, а ее губы были почти синие. Увидев ее такую жалкую и беззащитную, он впал в ступор. Мысль о том, что ее мозг мертв, и она больше ничего не осознает, убивала, резала острым кинжалом прямо в сердце. Это больно. Очень больно! Саймон почувствовал, как у него на глазах выступили слёзы, он стер их правой рукой, и, глубоко вздохнув, начал тихим дрожащим голосом:
- Карси, прости, я не смог тебя уберечь.
Затем он замолчал, и тихонько погладил Карсилину по забинтованной голове. Все, что он сейчас скажет, она все равно не услышит. А может и ....
- Ты — самый дорогой для меня человек. Не умирай, пожалуйста...
Он провел рукой по ее рыжим, кое где торчащим из-под бинтов, волосам, болезненный ком в горле никуда не исчезал. Может, это вообще была плохая идея — приходить сюда? Саймону всё сильнее хотелось плакать, от ощущения собственной беспомощности, от безысходности, а гнев, который в нем пылал, ушел.
Он ничем не мог помочь Карсилине. А она так и останется овощем, если от нее не отключат приборы, поддерживающие остатки жизни. Саймон знал, Карси бы никогда не одобрила подобного существования. Если бы у нее спросили, она бы предпочла эвтаназию.
Саймон положил ей руку на лоб и прошептал:
- Пожалуйста, борись. Пожалуйста, Карси! Я... - но слова дальше не шли, он так многого ей не сказал.
И в этот момент из его ладони вырвалось фиолетовое свечение, которое окутало Карсилину. Юноша не осознавал, что творит, но шестое чувство подсказывало, что это — лучшее, что можно придумать. Ведь хуже все равно уже не будет.
Это странное свечение отнимало у Саймона все силы, в глазах плясали мошки, а голова начала гудеть и кружиться.
- Ты должна жить, - последнее, что прошептал он перед тем, как потерял сознание, рухнув на холодный белый кафель...
***
Саймон пришел в себя в больничной палате. Солнце слепило его из окна, а в вену правой руки была воткнута капельница. Повернув голову, он увидел бородатого деда, читающего газету на соседней кровати, которая стояла от него через тумбочку.
- Ну что, внучек, очнулся? - спросил тот, улыбаясь.
Саймон попытался приподнять голову, но его начало мутить и кружить, и юноша вынужден был принять старое положение.