Сны памяти

К некоторым людям из нашего списка мы обратились индивидуально — например, к некоторым общественным деятелям Украины, Грузии и т. д. И таких индивидуальных обращений собралось тоже немало, всего же в списке оказалось приблизительно 90 адресатов — писателей, ученых, художников и других популярных в обществе людей. В разных справочниках («Справочнике Союза писателей СССР» и т. п.) отыскали их домашние или служебные адреса и, вложив в конверты обращение вместе с нашим заявлением, с помощью друзей разнесли письма по московским адресам опускали их в квартирные почтовые ящики, а некоторым адресатам удалось передать наши послания в собственные руки — через общих знакомых. По почте мы отправляли послания иногородним адресатам.

Через несколько дней в моей квартире раздался звонок. Я открыла дверь и увидела совершенно незнакомого мне человека. Он представился. Это был Юрий Норштейн — известнейший художник-мультипликатор, создатель мультфильмов «Сказка сказок», «Ежик в тумане». Он сказал приблизительно следующее: «Я не знаю, как писать заявления в государственные инстанции, но очень хочу участвовать в освобождении людей, о которых Вы с Калистратовой говорите. Поэтому позвольте мне подписать ваше заявление и отправить его в Президиум Верховного Совета и от своего имени». Конечно, обрадованная таким первым откликом, я сказала: «Конечно, конечно».

Еще через день-два мне по телефону позвонил Олег Волков, один из старейших русских писателей. Разговор он начал очень сердито, даже агрессивно: «В ответ на Ваше обращение я послал Вам большое письмо — на 12 страницах. Такое же письмо отправил и Калистратовой. Вы хоть сообщили бы мне о его получении». — «Дорогой Олег Васильевич! К сожалению, Вашего письма ни я, ни Софья Васильевна не получили. Возможно, почта его не доставила». — «Как же так?! Я сам отнес его на почту!» — он продолжал сердиться. Не помню, кажется, он сказал, что копии он не оставил.

Следующим откликом была небольшая записка от писательницы Любови Кабо; записку мне принесла моя и ее знакомая. Кабо пишет, что я всей душой присоединяюсь к вашей просьбе, но вы меня простите, Лариса Иосифовна, я не могу ни подписать вашего обращения, ни написать от себя что-нибудь — сейчас готовится к публикации моя книга. Я ждала этого 10 лет, и боюсь все разрушить. Может быть я не права… Это был ответ, человеческий ответ. Эта записка меня растрогала и тогда, и трогает меня и теперь.

Других откликов не было. Ни одного! Впрочем, ведь мы и не просили ставить нас в известность о действиях, какие предпринял или намерен предпринять наш адресат.

Год назад я написала Горбачеву, что хочу понять, кто и какие вел переговоры на Западе по поводу Толи Марченко. Но вы помните, Горбачев сказал, что тогда он не знал, что есть политзаключенные. Я уверена, что он знал — к нему обращались не только мы. Я хотела высказать эту тему. И что состояние общества характеризуют вот эти ответы, которые мы получили, или не получили. Характеристика состояния общества. Записка Любови Кабо, я думаю, наиболее представительная. Но и наше решение тогда — тоже характеристика состояния общества. Мое решение было связано вот с чем. Толя объявил голодовку за освобождение всех политзаключенных, это было лето 86 года, — и что же, он в лагере пытается что-то сделать, а я на воле ничего не буду делать? Это сыграло роль, конечно. А также то, что появился Горбачев, на которого все-таки была некоторая надежда.

Когда выдвигался Горбачев в президенты, я была на предвыборном собрании. Я задала какой-то вопрос, Горбачев жутко разозлился и сказал: вы не понимаете! Я-то как раз понимаю и даже не осуждаю его. Я что-то спросила насчет политзаключенных. Я понимаю, что он не решался на этот шаг, потому что он висел на волоске. То есть я его как бы не осуждаю, но мне хотелось, чтобы он как-то об этом сказал. Но он предпочел сказать другое, что он ничего не знал. Он сказал: но я же их освободил… А я отвечала — я уже тоже завелась — я говорю: нет, это я их освободила! И он мне отвечал таким образом: если бы не я, вы бы до сих пор писали петиции. Надо сказать, что в этом каждый из нас был прав — и он, и я.

О Люде Алексеевой

Людмилу Михайловну Алексееву, сегодняшнего нашего юбиляра, знает множество людей. Знают как автора и ведущего аналитика программ радио «Свобода», «Голос Америки», как историка, автора первой — и пока единственной — книги, посвященной описанию и анализу современной общественной жизни СССР, нынешней России («История инакомыслия в СССР, новейший период»), как одного из первых и активнейших участников и организаторов правозащитного движения — важного проявления общественной жизни. Людмилу Михайловну знают в России, на Украине, в США, знают прежние и нынешние правозащитники, слушатели аналитических зарубежных радиопередач, читатели, историки, бывшие политзаключенные, их семьи.

Но Люду Алексееву, Людочку знают немногие — родные, близкие и друзья. Именно так посчастливилось знать Люду и мне.