Сны памяти

Об остальных не знаю; поклясться могу лишь в одном: я сама никогда не сочинила ни одного стихотворения, кроме двух (на украинском языке) еще в девятом классе — и то, выполняя домашнее задание по языку: составить несколько предложений, повествовательных, распространенных на тему «Зимний день». Мне скучно показалось сочинять просто так простые распространенные, я их и зарифмовала; к сожалению, совсем не помню, но уверена, что ничего выдающегося не сочинила. Еще сделала несколько неплохих стихотворных переводов с украинского на русский или наоборот. Возможно, я могла бы стать переводчицей, но, наверное, все-таки среднего уровня.

Вообще же поэзия со времен поздно охватившей меня страсти к ней стала играть особую роль в моей жизни. Я как будто уже однажды раньше, давно прожила эту свою жизнь. Что бы со мной ни случилось, я к случаю вспоминаю соответствующие строки из какого-нибудь стихотворения.

Кроме стихов, с начала моих студенческих лет на меня оказала, конечно, огромное влияние сама среда, в которую я попала: разные, по-разному проявлявшие себя, но при этом абсолютно толерантные друг к другу люди (а до того все казались на одно лицо, как китайцы для европейца — все почти одинаково одеты в школьную или пионерскую форму, и говорят все одно и то же, чуть не теми же словами).

Мир оказался такой разнообразный!

Так вот, встретившись много лет спустя (10 и более того) с некоторыми своими студенческими друзьями, я с немалой грустью и разочарованием обнаружила, что теперь многие из них производят на меня совсем другое — скучное, что ли — впечатление, чем в те, давно прошедшие годы. Не буду называть имен.

Вот, скажем, этот, тогда казавшийся мне таким остроумным, и довольно смелым человеком — как будто застыл на своем прежнем уровне — те же остроты, те же словечки из Ильфа и Петрова; жизнь за прошедшее время так переменилась — а он сохранил только прежние интересы. О чем с ним ни заговори — в ответ услышишь только: «Парниша, у вас вся спина белая», потом на полуфразе включит телевизор: сегодня играет «Динамо» со «Спартаком»! А эта — тогда сюсюкала и прыгала на одной ножке, довольно сносно пародируя сама себя в дошкольном возрасте, и теперь, взрослой дамой, в Израиле — то же самое; просто неловко смотреть! А ведь вполне кто-то, быть может, так же думает и обо мне, когда я упоенно читаю вслух: «Бренгельских рощ прохладна сень…»

Но я все-таки повторю, хоть и с иной интонацией:

«Новые песни придумала жизнь!
Не надо, ребята, о песне тужить…»

Когда я перечитываю этот отрывок, вижу, что написала его в слишком патетическом стиле («что пройдет, то будет мило») и в романтическом свете — но ведь этот кусок моей жизни и был, пожалуй, самым романтическим для меня временем.

МАМИНА СМЕРТЬ

22 июня 1950 г. сдан наконец и последний экзамен. В приподнятом настроении я возвращаюсь домой, уже иду по нашей Каразинской улице, подхожу к нашему дому, смотрю на окно пятого этажа — открыто ли, дома ли мама. Меня догоняет женщина из нашего дома: «Лара, где же ты ходишь? Мама-то умерла!»

Мне ее слова кажутся абсолютно неправдоподобными. Как — умерла?! Утром она ходила на рынок, купила зелень и цветы, чтобы вечером принять своих друзей, приглашенных ею по случаю моего окончания университета. Ушла на работу — после экзамена я ей позвонила, сослуживцы сказали, что она уже ушла домой. Я еще пережидала сильнейшую грозу, после которой не торопясь пошла домой. Мама вышла из трамвая, когда грянула гроза, побежала под навес и — упала. Это видела наша соседка. Когда соседка подбежала к ней — помочь подняться. Мама была уже мертва. Ее отнесли не домой, а в рядом находившийся институт. Но и врачи констатировали смерть от инсульта. Маме было тогда 49 лет.

В это время мимо проходила моя школьная учительница химии Ольга Николаевна Фрейфельд. Она и проводила меня домой. Наверное, она же сообщила о случившемся кому-то из знакомых, и скорее они ко мне пришли. Вместе мы пошли в институт, в холле которого лежала мама. И только тут я поняла, что она действительно умерла. Мне отдали ее сумочку и часики — они еще долго тикали. И губную помаду из сумочки я хранила, пока она вся не высохла.

А вечером стали собираться приглашенные мамой друзья. По случаю торжественного события (Марусина дочка закончила университет!) многие пришли с цветами, кое-кто с вином. Я не могла внезапно сказать этим немолодым и нездоровым людям, что мамы больше нет, пришлось сочинять что-то о больнице, куда будто бы забрали заболевшую маму. Похороны организовал исторический музей, где мама работала последние несколько месяцев, впрочем, в организации и расходах принял некоторое участие и Авиационный институт, откуда маму год назад уволили за то, что она будто бы говорила «с акцентом».