Сны Персефоны

Из группы выступила вперёд одна океанида. Она не блистала красотой, её, скорее, можно было назвать миловидной. Очень нежной и тонкой, как молодой тополёк. Серебристые волосы струились по хрупким плечам, а глаза переливались, будто в них опрокинулось море, — такие же изменчивые, бездонные и манящие.

Остальные нимфы, а с ними и Кора, опустились на песок, чтобы насладиться песней своей сестры.

Когда Левка запела, то казалось, мир замер, заслушавшись, — таким мелодичным, дивным и чарующим был её голос.

Левка выбрала печальную песнь — о девушке, мечтающей о несбыточной любви: смертной — к богу.

Кора не совсем поняла, о чём собственно речь, и почему так тоскует девушка, но и у неё на глаза навернулись слёзы.

Океаниды плакали тоже.

Лишь Каллигенейя смотрела куда-то вдаль и будто вновь — вглубь себя и теребила края серебристого хитона.

…мало кто успел понять, что произошло…

Левка вдруг замолкла и исчезла…

Вот была — и нет!

Только ветер, веющий могильным холодом, всколыхнул лёгкие одежды Коры, взвил рыжие волосы.

И, пожалуй, лишь она, в поднявшейся вдруг суматохе и криках, расслышала счастливый смех Левки — нежный, журчащий, кристально чистый…

Ей не ведомо было тогда, что, лишь столетье спустя, в таком же чёрном леденящем ветре унесётся из Серединного мира и она сама.

А потом во тьме и безжизненности Подземного мира увидит единственное дерево — серебристый тополь. Он будет ронять свои листья в озеро памяти… И её сердца коснётся печаль по несбыточной любви, о которой будут тихо нашептывать его ветви… И станет тоскливо, словно от измены.

Тогда юная Кора ещё не знала, сколь разными бывают лики любви…

_______________________________________

[1] Один из эпитетов Аполлона.

[2] Левка (др. — греч. Λεύκη «белый тополь») — в греческой мифологии прекрасная нимфа-океанида, которую полюбил Аид и похитил, увезя в подземный мир. Когда, по истечении определённого ей срока жизни, она умерла, Аид превратил её в белый тополь, растущий на Елисейских полях.

Я отдыхаю. После вчерашнего сумасшедшего дня могу себе позволить просто валяться и смотреть в потолок. Гермес предусмотрительно не заходит — и правильно, самое интересное ждёт его впереди.

Думая об это, злорадно улыбаюсь. Он заслужил, давно-давно заслужил.

Мы с девочками достаточно подробно обсудили план: то, что он остался в пределах этой комнаты — уверена, щит ставили все вместе. И теперь я могу предаваться грустным мыслям и грезить наяву.

Грёзы уносят в далёкое прошлое. Настолько далекое, что оно уже кажется не моим. Потому что в том далёком прошлом, увидев серебристый тополь на березу озера Мнемозины, я могла спросить Владыку Подземного царства, смело глядя ему в лицо:

«Ты любил её?»

Для того чтобы понять, кем раньше этот тополь — мне достаточно коснуться ветвей. Все растения мира сразу же рассказывают мне свои истории. Это деревце тоже не стало держать секретов от меня. Коснулась — и сразу увидела хрупкую среброволосую нимфу, умевшею так дивно петь о невозможной любви.

«Ты любил её?» — поговорила я вновь, потому первый раз он не ответил мне, глядя куда-то поверх моей головы.

Потом вздохнул, притянул к себе, спрятал лицо в волосах и глухо произнёс:

«Это неважно, важно, только то, что здесь и сейчас для меня существуешь лишь ты».

Я помню, как тепло разливалась по телу от его слов, и отступало тягостное чувство брошенности, измены, которое появилось, едва тронула тот тополь.

Тогда я безоговорочно верила ему.