Сны Персефоны

— Я принес, — юноша вжался в стену и весь дрожал, казалась, ещё немного, и начнёт трястись дворцовый мрамор, с которым бедняга пытался слиться. — Я старался для вас, Владыка, — поспешно заявил садовник, понимая, что сделал глупость.

Аид сощурился, недобро так, у него ходили желваки, а губы превратились в узкую линию. От одного вида Подземного Владыки все присутствующие замерли. Аскалаф же и вовсе — много раз попрощался с жизнью.

Но Владыка Аид умел карать по-особенному.

Буквально отодрав мальчишку от стены, он швырнул его к ногам Гермеса, рявкнув:

— Заберешь с собой. Пусть Деметре свои мотивы объяснит. Она оценит.

И Аскалаф тихо заскулил: все знали, как лютовала Богиня Плодородия, узнав, кому в жёны отдали её кровинку. А если ей станет известно, что какой-то «умелец» привязал её дочь к Подземному миру, кому-то ой как худо придётся. Легче сразу — под двузубец Владыки.

— Тебя не зря называют Безжалостным, — почти с восхищением проговорил Гермес, хватая норовившего улизнуть Аскалафа за шиворот и подавая руку Коре. Та уже вложила в сильную смуглую ладонь Душеводителя свои тонкие пальчики, когда раздался усталый голос:

— А ты, Весна, забудь о зёрнах граната. Возвращайся, когда захочешь, — и совсем глухо, с осознанием невозможности и затаённой надеждой: — … если захочешь.

Она не смотрела на него, но была уверена: он не сводит глаз — таким тяжёлым ощущался его взгляд.

Кора сжала руку Гермеса, словно набираясь у него силы, и произнесла:

— Я не захочу.

И всё-таки вскинула на Аида взгляд — словно метнула изумрудные кинжалы. Но они разлетелись в осколки, ударившись о глухую чёрную стену отчаяния.

«Я знаю», — прочла она в его глазах.

И покачнулась.

Гермес подхватил её и понёс к выходу из аида, но она нарушила правила этого мира, оглянулась и увидела согбенную фигуру. Он стоял на коленях, закрыв лицо руками, — побеждённый, брошенный, бесконечно одинокий. И вокруг него — каплями крови — рассыпались зёрна граната.

Она поспешно отвернулась, потому что увиденное укором давило на сердце.

Наверху мать расцеловала её. Они обе плакали, обнявшись. Кора не могла нарадоваться солнцу, свету, цветам. Настоящим, с корнями.

Материнским ласкам, свежим запахам.

Мать крепко обнимала её, давая понять, что никогда не отпустит. Деметра и вправду расспросила Аскалафа, кто он и зачем здесь? Марает её благостный мир своим уродством, как «этот»… Выслушала дрожащего парня спокойно, почти буднично. И также буднично превратила в ящерицу.