Сны принцессы Лилиан

Десять лет назад - в тот год, когда по Великой Сталле бродила оспа, девочка Лилиан тоже обещала, что придет еще. Перед глазами тогда плавали красноватые пятна, комната то вытягивалась в длину бесконечным коридором, то проваливалась, словно колодец, то сплющивалась в гармошку. Сознание семилетнего Эжана раздробилось на сотни мелких частиц, и каждая из них поселилась на конце непонятного отростка, вылезшего из массы спутанных волос. Все вокруг чесалось; он знал, что зудит его собственное тело, но, чтобы прекратить это, надо было сначала добраться до него, распутав тысячеголовый волосяной клубок...

Еще была мама. Она сидела в кресле под картиной постоянно, не уходя ни на секунду, и в конце концов Эжан сообразил, что иногда она сидит там по-правде, а иногда просто снится ему.

Но Лилиан ему не снилась! Что б там ни говорила мать - уже потом, когда он начал выздоравливать. Мамину версию коварно поддержали лекари, сиделки, прочая прислуга, - все до последнего пажа оказались втянуты в заговор против наследного принца и девочки, которая пришла к нему во время болезни, как приходила и раньше...

Лилиан, его сестричка... он просто не мог придумать более близкого, ласкового названия для нее. Она почему-то не нравилась маме, - ну что ж, значит, от мамы ее надо было прятать. Уже в то время принца Эжана ничуть не пугали препятствия, вставшие на пути... тогда еще просто дружбы со странной, нездешней, замечательной девочкой...

Но она не вернулась, как обещала.

Она не возвращалась десять лет.

* * *

Он снова вышел к развилке - на этот раз классически тройной, как в сказке про Странствующего рыцаря, - и остановился. Куда он, собственно, идет? И зачем?

Обычно это время, полуторачасовой зазор между занятиями и обедом, Эжан посвящал фехтованию и верховой езде. Особенно фанатично соблюдал он это правило последние два месяца, - после того страшного, унизительного поражения на турнире, когда на глазах тысячи зрителей со всех концов Великой Сталлы... Он был в черном, и вряд ли кто-то, кроме матери, мог его узнать, - но смешки за спиной до сих пор то и дело чудились ему... или не чудились?!..

Теперь, конечно, все эти глупости не имели никакого значения. Ну, почти никакого... Но, так или иначе, хороший урок фехтования на тяжелых мечах - именно то, что ему сейчас нужно. Выложиться, вымотаться до мокрой рубашки, до сведенных болью мышц, до разноцветных кругов перед глазами... чтобы не думать больше ни о чем. А какой смысл думать, изощряться в этой проклятой высокой дипломатии, - если ничего не изменить, если можно только ждать, ждать аж до самого вечера?.. Тени от деревьев были такими короткими, что посредине развилки песок поблескивал солнечным пятном.

И вдруг на это пятно упала тень. Эжан вскинул глаза.

И непроизвольно скрежетнул зубами, увидев его. Опять его!

- Доброе утро, мой принц.

Голос у мужчины был негромкий и очень мягкий - словно он постоянно извинялся. Это бесило Эжана - как, впрочем, и тонкое, женственное лицо, сине-зеленые глаза, похожие на запонки для манжет, белобрысые волосы и само присутствие здесь! - а не на своем Юге, куда этот князек с десятком длинных имен давным-давно должен был убраться по-хорошему. По-хорошему!..

Южный князь шагнул вперед и остановился в солнечном пятне на развилке. Его белая батистовая рубашка была распахнута на груди, где золотились слабенькие светлые волоски. Совсем некстати Эжан вспомнил о россыпи чернильных пятен на своем рукаве... но закладывать руку за спину было бы глупо.

Князек явно хотел пройти на главную аллею. Которую надежно загораживал принц.

- Ваше Высочество.

- Что? - не понял южанин, и его без того робкий голос еще и дрогнул.

- Ты назвал меня "мой принц", - ровно пояснил Эжан. - Такое обращение приемлемо лишь со стороны лиц, особо приближенных к моей персоне. Ты в их число никак не входишь. Поэтому - "Ваше Высочество принц Эжан, наследный властитель Великой Сталлы и провинций на Юге и Востоке". Понял?

Князь опустил глаза. Ресницы у него были золотистые и по-бабски длинные.

- Ваше Высочество, - повторил он послушно. - Наследный властитель...

Эжан с каменным лицом выслушал точное воспроизведение собственного титула.

Но не сдвинулся с места.

За спиной князька виляла вбок узкая дорожка, левое ответвление трилистника. Нет сомнений, что он пришел именно по этой тропе. Деревья в той стороне росли не так густо, как справа, солнце прорывалось сквозь кроны, и, если присмотреться, можно было и отсюда разглядеть белый край ажурной беседки на поляне. Маминой любимой беседки... той, где в теплое время года королева Каталия Луннорукая работала по утрам с корреспонденцией соседних держав, или составляла речь для приема иноземных посланников, или...

Лучше не присматриваться.

"Доброе утро," - так он выразился, этот мерзавец. Для него все еще продолжается утро!..