Тем не менее я проявил осторожность и не указал точного времени создания таких устройств, как компьютеризированные автомобили в «Салли» и карманные калькуляторы в рассказе «Чувство силы». (Возможно, я и глуп, но не до такой же степени!) Читая эти рассказы, никто не сомневается в том, что речь идет об изобретениях, сделанных в далеком будущем. Однако они уже существуют в наши дни, и мне посчастливилось дожить до того, чтобы их увидеть и в то же время испытать неловкость за недостаточную веру в человеческий разум и человеческую изобретательность.
В рассказе «Выведение людей?..» речь идет, в частности, о создании средств защиты от атомной бомбы. Произведение было опубликовано н 1951 году, и, хотя я не указываю в нем никаких конкретных дат, вполне очевидно, что описываемые в нем события происходят в ближайшем будущем — возможно, всего лишь несколькими годами позже.
В данном случае я совершил явную ошибку, ибо в действительности обсуждение возможных средств защиты началось лишь в 1980-х годах.
Более того, мое представление о такого рода защите было чисто статичным: создание достаточно мощного силового поля, способного противостоять даже ядерному взрыву (кстати, рассказ был написан еще до создания водородной бомбы). В настоящее время, говоря о мерах защиты против ядерного оружия, мы имеем в виду активные действия использование компьютеризированных рентгеновских лазеров для уничтожения межконтинентальных баллистических ракет непосредственно после их запуска, во время полета за пределами атмосферы. Я не думаю, что это даст существенные результаты, но сама идея гораздо более прогрессивна, чем мое собственное глупое предположение, сделанное в 1951 году, то есть тридцать пять лет тому назад.
Вообще говоря, свои наилучшие предсказания я делаю, основываясь на намеках (весьма ясных). В рассказах о роботах я изобразил их такими огромными, что они оказались полностью лишены возможности передвигаться и были способны лишь думать и обмениваться результатами своих размышлений. Такой робот изображен в моем самом первом рассказе о роботах. В рассказах, написанных позднее, я называл их «мозгом». Мне и в голову не пришло назвать их компьютерами.
Мои роботы обладали «мозгом», который заставлял их работать, и я никогда не рассматривал его как компьютер. Конечно, поскольку мне необходимо было придать ему научно-фантастический оттенок, я назвал его «позитронным мозгом». Позитроны были впервые обнаружены всего лишь за четыре года до создания моего первого рассказа о роботах.
Позитроны были захватывающе интересными частицами и несли в себе некий образ «антиматерии». Вот почему я счел выражение «позитронный мозг» вполне подходящим. Он должен мало чем отличаться от электронного мозга, за исключением того, что позитроны можно заставить возникнуть, а затем в миллионные доли секунды уничтожить с помощью окружающих их электронов вне зависимости от их местоположения. Это позволило мне предположить, что они могут рассматриваться как частицы, отвечающие за скорость мышления. Разумеется, энергетические связи — идет ли речь о той энергии, которая необходима для производства большого числа позитронов, или о той, которая высвобождается при их уничтожении в большом количестве — поистине чудовищны, они настолько велики, что идея создания позитронного мозга, по всей вероятности, совершенно неосуществима. Однако я не обратил на это внимания.
В моих рассказах компьютеры стали появляться лишь после их изобретения, и читатели уже знали об их существовании. Но даже, тогда я не рассматривал всерьез возможность их миниатюризации. Да, я говорил о карманных вычислительных устройствах, но представлял их себе едва ли более мощными, чем логарифмическая линейка.
В конце концов я все же пришел к пониманию необходимости миниатюризации — уже после того, как процесс начался в действительности. В начале рассказа «Последний вопрос» я, как обычно, описываю огромный как город компьютер Мультивак, поскольку увеличение мощности компьютера в моем понимании было связано с внедрением в него все большего и большего числа электронных ламп. Но далее в том же рассказе я начал процесс миниатюризации и далеко превысил реально допустимые, по моему мнению, пределы.
И все же я подозреваю, что читатели всегда готовы оказать снисхождение несчастному автору научно-фантастических произведений, который начинает отставать от времени. Как я уже говорил, тот факт, что мой цикл о Лаки Старре несколько устарел, ни в коей мере ему не повредил. Между прочим, «Войну миров» Герберта Уэллса продолжают с увлечением читать и сейчас, почти через сто лет после его выхода в свет и несмотря на представленное в нем удивительно неправдоподобное описание Марса (неправдоподобное с точки зрения того, что мы знаем о Марсе сегодня). Описание Марса, данное Эдвардом Райсом Берроузом, принадлежащим к следующему после Уэллса поколению, или Рэем Брэдбери уже в 1950-х годах, также не идет ни в какое сравнение с действительностью. Однако это не мешает нам с интересом читать «Принцессу Марса» или «Марсианские хроники».