Сны сирен

Так проходил день за днем. Каждое утро по выходным мы с дедом шли на рыбалку. И сидели у воды, пока не становилось жарко. Улова с лихвой хватало на обед, а иногда оставалось и на ужин. Моя доля в улове тоже присутствовала, и я чувствовал себя полезным членом дачного сообщества. И только одно огорчало – золотые рыбки упорно не хотели ловиться на мой крючок. Помню, после очередной рыбалки, чуть не плача, я признался бабушке: золотые караси на мой крючок не клюют. Бабушка заулыбалась и ответила, что поймаю я еще своих золотых рыбок, причем никак не меньше ведра. Это обещание меня не успокоило. Я не в шутку переживал, что золотые рыбки, возможно, попадаются только взрослым, которые не умеют правильно с ними обходиться. А вдруг и я вырасту – и забуду, о чем хотел попросить у волшебного существа? Опасения подкреплялись жизнью. Никто из удачливых рыбаков не спешил ни сказочно богатеть, ни приобретать суперспособности. Да и мира во всем мире, которого наверняка кто-то должен был пожелать, тоже не прибавлялось. Сомневаться в рыбках было глупо. И мой детский мозг пришел к совершенно логичному заключению: взрослым рыбы желания не исполняют, а детям не ловятся. Это неправильно. И нужно с этим что-то делать. Что именно, я пока не знал, зато прекрасно понимал, что именно я должен уничтожить такую несправедливость.

Летом восемьдесят третьего золотая рыбка мне так и не попалась. По воде уже поплыли первые желтоватые листья, а в моем ведерке по-прежнему трепыхались только серые караси. Пригодные разве что только для «жарехи» с картошкой. Осенью на рыбалку мы выбирались все реже. Да и рыба ловилась крайне неохотно. Мы с дедом стояли на мостку и очень похоже морщились. На нем была зеленая брезентовая куртка, спортивные болоньевые штаны и кожаные спортивные туфли, а я надел синее трико, олимпийку с надписью «Олимпиада-80» и кеды-вьетнамки. Удочки мы уже свернули, положив рядышком на берегу, – аккуратный тубус дедовской телескопической громилы и моя тонкая, неказистая бамбуковая палочка. В лицо дул холодный октябрьский ветер. Сплюнув в воду, дед обиженно пожал плечами и сказал: «Ну что, пошли, рыбалки в этом году больше не будет». Грустные и поникшие, мы брели по саду, потом мыли руки в холодной воде из умывальника и садились за стол никогда не терявшей оптимизма бабушки – в осени она не видела ничего трагичного. На обед нас ждала вкуснейшая жареная картошка с грибами и лучком. Дед выпивал водки, потом крутил ручки привезенного из Италии черного, отделанного деревом приемника, ловил музыку, но попадались только новостные программы. Дед фыркал и наливал еще стопочку. А я сидел у окна и смотрел, как огромная бабочка бьется в ловушке между оконными рамами. Судьба ее была предрешена. Весной я обнаружу ее мертвой и совершенно высохшей. Я мог бы выпустить ее, но это было нечестно по отношению к саду, цветам и рыбалке. Такова суть осени – лето должно умереть.

Мы покидали дачу. Я ехал домой, смотрел в заднее стекло автомобиля на ползущую из-под него дорогу. Было грустно. Но по возвращении в город дача забывалась. Меня отрывал от земли и кружил вихрь других детских проблем. Я погружался в книжки, играл с друзьями во дворе, по первому снегу делал вылазки в овраг, катался на санках. В общем, вел обычную жизнь. Настолько насыщенную, что про золотых рыбок даже не вспоминал.

А через год я поймал свою золотую рыбку. Случилось это буднично и почему-то не вызвало у меня бури восторга. Больше всех радовалась бабушка. Она предложила мне карася не жарить, а пустить в огромный бак. «Может, он исполнит твое желание, и ты его выпустишь», – подмигнув, сказала мне она.

– Глупости. Это просто рыба, – ответил я. Конечно же, за год я повзрослел и свои же мысли о волшебной природе рыбок теперь казались мне детскими фантазиями. Я прекрасно понимал, что это выдумка Пушкина и его старой няни. И, значит, рыба – это всего лишь рыба. А я просто вырос и стал более умелым рыбаком. К тому же родители купили мне новую удочку, подлиннее. С ее помощью я забрасывал поплавок гораздо дальше, туда, где ловилась более осторожная крупная рыба.

Бабушка, немного расстроенная моим ответом, решила, что, видимо, так оно и должно быть. Короче, своего первого золотого карася я съел. С картошкой. Было очень вкусно.

…Шло время. Наши совместные с дедом рыбалки становились все реже. Не знаю почему. Как-то так получилось. Потом пришла пора летних пионерских лагерей, куда меня ссылали практически на все каникулы. Маме удавалось пристроить меня в младшую группу, хотя я был на год-два моложе своих товарищей. И рыбалки с дедом прекратились совсем. В августе восемьдесят седьмого я вернулся из лагеря, не дождавшись окончания третьей смены. Меня забрали на похороны дедушки… Помню, было очень грустно. Даже не грустно, а пронзительно больно. Потому что я сознавал: из жизни ушло что-то очень важное. Конечно же, я толком не понимал, что такое смерть. Для меня это было нечто абстрактное, далекое, но даже тогда, маленький и глупый, я совершенно точно знал: деда я больше не увижу. Никогда-никогда.