Читаем Сны Сципиона полностью

Конница союзников на левом фланге была куца сильнее нашей, вставшей у реки. Поэтому Ганнибал сначала бросил против нее нумидийцев, они засыпали наших союзников дротиками, не давая атаковать. Нумидийцы кидались на всадников Варрона как псы, кусали и отскакивали. Баррон поначалу удерживал фланг. Но африканские всадники промчались в нашем тылу за шеренгами тяжелой пехоты и ударили Баррону в спину. Тогда наш левый фланг рассыпался, здесь решили, что битва проиграна, и ударились в бегство, позабыв, что от нумидийцев не убежишь — они были куда проворнее, варвары настигали беглецов и разили дротиками в спины.

После этого африканская конница напала на наш центр. Легионы были окружены. Гемин успел развернуть последнюю шеренгу, и пехота встретила конницу так, как должны были встретить наши резервы из союзников. Мы бились в окружении, понимая, что все уже проиграно.

Через несколько часов сечи легионеры, измотанные и уставшие, практически уже не оказывали сопротивления. Единственное спасение, что осталось для нас, — вырваться из этого кровавого месива, из этой каши, пробиться и уйти. Погибнуть — означало сегодня предать Город. Эмилий Павел остался где-то впереди — живой или уже мертвый, мне было неведомо. Я пытался выбраться из окружения и увести с собой людей, хотя бы конных: мы изнемогали в давке, а не в битве.

Потом ко мне протиснулся военный трибун Луций Публиций и выкрикнул, что конница и пехота на нашем левом фланге вся перебита. Что было далее… Нас буквально поволокло яростной силой — будто морская волна, стремясь к берегу, тащила на камни людей за собой. Однако несло меня на наш бывший левый фланг, то есть к верной гибели. Я понял почти сразу (и как потом выяснилось, оказался прав): африканские всадники оставили здесь небольшой просвет, атакуя наш центр с тыла. Когда началась паника, ряды дрогнули и кинулись бежать, они устремились, давя друг друга, именно в этот просвет — к малому лагерю. Но там их поджидали нумидийцы, с веселым гиканьем устремляясь на охоту за уставшими легионерами в тяжелых доспехах. Преследование для варваров превратилось в охоту: они настигали беглецов и, свесившись с коня, подрубали бегущим поджилки мечами. А потом, даже не прикончив несчастных, устремлялись дальше, за новой жертвой.

Я попытался как мог построить своих легионеров в круг[41]и решил пробиваться к реке. О том, что самые большие потери армия несет, когда пехота пытается удрать от вражеской кавалерии, мне было хорошо известно — отец говорил мне об этом не единожды, и сегодня мне предстояло это увидеть воочию. Гай Лелий после того как конь его пал, держался подле меня. Гай был ранен в ногу, я усадил его позади себя на Рыжего, велев прикрывать нас щитом с правой стороны, и мы ринулись на прорыв. Нам повезло — в какой-то момент стена из стоящих легионеров раздалась, и мы смогли двинуться вперед, но тут же напоролись на врага. К счастью, это было всего лишь несколько африканских всадников. Строй нападавших здесь истончился. Мы с Луцием ударили на всадников с яростью, которой от нас не ожидали. Спатой я отрубил африканцу руку вместе с мечом, Публиций опрокинул своего противника вместе с конем. Мои легионеры сохранили пилумы и теперь били им в морды коней[42]. В следующий миг мы устремились в образовавшуюся брешь. Занятые истреблением наших воинов, африканцы отступили под внезапным напором, уверенные, что беглецов нагонят и перебьют нумидийцы. Так мы сумели пробиться из окружения.

Я перестроил свой крошечный отряд, теперь главной задачей было добраться до реки. Мы пустились в бегство. Луций Публиций скакал впереди, я за ним. Со мной уходило человек тридцать, в основном пехотинцы, я велел им бежать изо всех сил. К счастью для них, это оказались ветераны, приученные проходить тридцать миль зараз с оружием, и я направлял их — но не к малому лагерю, а к реке. Несколько африканских всадников попытались нас преследовать, но залп пилумов заставил их позабыть о нас. Местность, где прежде стояла наша конница, теперь почти полностью обнажилась, и только трупы всадников и лошадей устилали поле. Где-то они образовали настоящий вал, и мой Рыжий перепрыгнул это препятствие, едва не сбросив нас с Лелием, когда копыта заскользили в крови[43].

Перейти на страницу:

Все книги серии Всемирная история в романах

Карл Брюллов
Карл Брюллов

Карл Павлович Брюллов (1799–1852) родился 12 декабря по старому стилю в Санкт-Петербурге, в семье академика, резчика по дереву и гравёра французского происхождения Павла Ивановича Брюлло. С десяти лет Карл занимался живописью в Академии художеств в Петербурге, был учеником известного мастера исторического полотна Андрея Ивановича Иванова. Блестящий студент, Брюллов получил золотую медаль по классу исторической живописи. К 1820 году относится его первая известная работа «Нарцисс», удостоенная в разные годы нескольких серебряных и золотых медалей Академии художеств. А свое главное творение — картину «Последний день Помпеи» — Карл писал более шести лет. Картина была заказана художнику известнейшим меценатом того времени Анатолием Николаевичем Демидовым и впоследствии подарена им императору Николаю Павловичу.Член Миланской и Пармской академий, Академии Святого Луки в Риме, профессор Петербургской и Флорентийской академий художеств, почетный вольный сообщник Парижской академии искусств, Карл Павлович Брюллов вошел в анналы отечественной и мировой культуры как яркий представитель исторической и портретной живописи.

Галина Константиновна Леонтьева , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Проза / Историческая проза / Прочее / Документальное
Шекспир
Шекспир

Имя гениального английского драматурга и поэта Уильяма Шекспира (1564–1616) известно всему миру, а влияние его творчества на развитие европейской культуры вообще и драматургии в частности — несомненно. И все же спустя почти четыре столетия личность Шекспира остается загадкой и для обывателей, и для историков.В новом романе молодой писательницы Виктории Балашовой сделана смелая попытка показать жизнь не великого драматурга, но обычного человека со всеми его страстями, слабостями, увлечениями и, конечно, любовью. Именно она вдохновляла Шекспира на создание его лучших творений. Ведь большую часть своих прекрасных сонетов он посвятил двум самым близким людям — графу Саутгемптону и его супруге Елизавете Верной. А бессмертная трагедия «Гамлет» была написана на смерть единственного сына Шекспира, Хемнета, умершего в детстве.

Виктория Викторовна Балашова

Биографии и Мемуары / Проза / Историческая проза / Документальное

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза
Отверженные
Отверженные

Великий французский писатель Виктор Гюго — один из самых ярких представителей прогрессивно-романтической литературы XIX века. Вот уже более ста лет во всем мире зачитываются его блестящими романами, со сцен театров не сходят его драмы. В данном томе представлен один из лучших романов Гюго — «Отверженные». Это громадная эпопея, представляющая целую энциклопедию французской жизни начала XIX века. Сюжет романа чрезвычайно увлекателен, судьбы его героев удивительно связаны между собой неожиданными и таинственными узами. Его основная идея — это путь от зла к добру, моральное совершенствование как средство преобразования жизни.Перевод под редакцией Анатолия Корнелиевича Виноградова (1931).

Виктор Гюго , Вячеслав Александрович Егоров , Джордж Оливер Смит , Лаванда Риз , Марина Колесова , Оксана Сергеевна Головина

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХIX века / Историческая литература / Образование и наука
Дом учителя
Дом учителя

Мирно и спокойно текла жизнь сестер Синельниковых, гостеприимных и приветливых хозяек районного Дома учителя, расположенного на окраине небольшого городка где-то на границе Московской и Смоленской областей. Но вот грянула война, подошла осень 1941 года. Враг рвется к столице нашей Родины — Москве, и городок становится местом ожесточенных осенне-зимних боев 1941–1942 годов.Герои книги — солдаты и командиры Красной Армии, учителя и школьники, партизаны — люди разных возрастов и профессий, сплотившиеся в едином патриотическом порыве. Большое место в романе занимает тема братства трудящихся разных стран в борьбе за будущее человечества.

Георгий Сергеевич Березко , Георгий Сергеевич Берёзко , Наталья Владимировна Нестерова , Наталья Нестерова

Проза / Проза о войне / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Военная проза / Легкая проза