Со мной не соскучишься

И снова мне был сон. Пока он еще продолжался, я уже понимала, что он пророческий. Опять я видела озеро в тумане, клубящемся, словно холодный дым, и медленно, бесконечно медленно стелющемся над водой и засохшими камышами. Я сознавала, что этот туман скрывает нечто важное, и до боли напрягала глаза, пытаясь разглядеть, что там за молочно-белой пеленой, но тщетно: мгла упорно не хотела рассеиваться.

Тогда я села на берегу, обхватив колени руками, и стала ждать. И ждала так долго, что уснула, а разбудил меня глухой, летящий издалека полукрик-полустон:

— Помоги!

Я открыла глаза и увидела чистую гладь озера, лодку и женщину в ней. Это снова была я, улыбающаяся и прижимающая к губам какой-то странный, тускло поблескивающий предмет. Господи, да это же…

Я вскочила, не понимая, где я и что со мной. Голова прямо-таки разламывалась. Надо же такому присниться, а все этот сумасшедший со своими бреднями. Чаша из черепа, бр-р, точно, во сне я пила из нее.

Переведя дыхание, огляделась: за окном уже светало, следовательно, время приближалось к девяти. В квартире стояла полная тишина. Что же все-таки происходило со мной? К чему эти сны, странные встречи, как мне вырваться из плена тревоги и беспокойства?

Я была уверена только в одном: всех нас — меня, Ольгу, Карена, Рунова — что-то связывало, и, пока не распутается этот узел, покоя мне не найти. Выпить бы сейчас, подумала я с тоской, но тут же отказалась от спасительной на первый взгляд мысли. Забыться на час, два, на полдня или даже на сутки в теперешней моей ситуации — не выход. А выход лишь в том, чтобы продолжать раскручивать эту темную историю.

* * *

Я три раза нажала на кнопку звонка, прежде чем за дверью послышались признаки какой-то жизни, а именно тоскливое шарканье комнатных туфель. В том, что они были старыми и заношенными, сомневаться не приходилось, только истершаяся кожаная подошва могла издавать такие звуки. Когда дверь наконец нерешительно приоткрылась, я увидела существо неопределенного пола и столь же неопределенного возраста. У существа были пытливые глаза-буравчики, сразу же принявшиеся придирчиво разглядывать мою персону. Думаю, я произвела на него (или на нее?) благоприятное впечатление, чему, вероятно, более всего способствовала моя дорогая шуба.

Существо прокашлялось и спросило неожиданно тонким голоском:

— А вы к кому?

При этом оно на всякий случай отпрянуло. Да не кусаюсь я, не кусаюсь!

— Здесь когда-то жила моя родственница…

Существо напряглось:

— Ой, я не знаю, ничего не знаю…

И сделало попытку захлопнуть дверь перед моим носом.

Я молниеносно вставила ногу в образовавшуюся щель и вцепилась в край двери такой хваткой, что чуть не сломала мизинец.

— Что вы хулиганите? — плаксиво осведомилось существо и заверещало на весь дом — откуда только силы взялись? — противным фальцетом: — Вася! Тут какая-то ненормальная в квартиру ломится!

Это я-то ненормальная? Нужно было как-то успокоить переполошившееся существо, и я не придумала ничего лучшего, чем взмолиться:

— Бабушка, я вам ничего не сделаю, я просто пришла вас спросить…

— Она еще и обзывается! — Фальцет стал еще более пронзительным. — Какая я тебе бабушка? Сама ты бабушка, дура!

Ну и прием, я совсем растерялась.

Тем временем из беспросветного полумрака появился Вася, которого можно было бы назвать типичным коммунальным Васей: здоровенный громила лет сорока в трикотажных шароварах, впившихся резинкой в его голый и лоснящийся живот. Вася вызывал невольное уважение.

Он распахнул дверь пошире, и в нос мне ударил запах жареного лука и замоченного белья. А вместе они составляли единый и невыветриваемый запах старой московской коммуналки.

— Чего тебе? — спросил он, что-то дожевывая.

— Поговорить, — ответила я достаточно спокойно.

Вася опять пожевал и посторонился:

— Заходи.

Тут уж я замешкалась: не слишком ли велик риск? Кто знает, что на уме у этого Васи? Но долго раздумывать было не в моих интересах. Я мысленно перекрестилась и переступила порог неприветливого жилища.

Писклявое существо уже успело скрыться в недрах коммуналки, откуда опасливо пожаловалось в пространство:

— Впустил, а вдруг она воровка?

— Иди сюда, — сказал Вася, пропуская меня вперед.

В прихожей было сумрачно, но, присмотревшись, я заметила изломанные тумбочки, велосипед, оцинкованные тазы, висящие на вбитых в стену гвоздях, и прочую рухлядь. Впереди — длинный аппендикс затхлого коридора и по крайней мере пять дверей, за одной из которых бывшая комната Ольги.

Как оказалось, гостеприимный Вася приглашал меня в кухню, где он сходу плюхнулся на табурет у окна, предоставив мне возможность бросить взгляд на ее убранство. Три стола, покрытых облезлой клеенкой, пара мусорных ведер, стоящий на плите алюминиевый бак, через край которого переливалась мыльная пена, — вот что я увидела.

— Ну, давай выкладывай, — поторопил меня Вася.

— Десять лет назад здесь, в этой квартире, жила девушка, ее звали Ольга, — начала я.

— Ну и что? — хмыкнул он недоуменно. — Этому дому уже сто лет, кто тут за это время только не жил.