И как он, Мирович, в том твердо остался намерении, чтоб всеконечно и непременно его предприятие в том его в карауле стоянии и в самых малых днях в действо произвесть, хотя не в ту ночь, в которую оное воспоследовало, то старался он, Мирович, приуготовить себе в подкрепление того его злодейского предприятия из состоящих в его караульной команде солдат. Для чего тогда ж призвал он, Мирович, к себе находящегося при нем на вестях солдата Якова Писклова, коего наперед облаская дружескою ласкою, сказал ему прямо, что здесь содержится государь Иван Антонович, и уговаривал его в вышеупомянутое намерение, прибавляя к тому, что и солдаты согласны, и чтоб он других солдат, знакомых ему, иль артельщиков к тому скланивал.
На что он, Писклов, ему, Мировичу, и отозвался, что ежели-де солдатство будет согласно, то и он согласен. А по тому самому поводу чрез час пришед к нему, Мировичу, он, Писклов, сказал, что-де уже два человека из ребят хороших, на которых надеяться можно, к сему делу есть согласные [164].
И так он, Мирович, после его, Писклова, в тое кордегардию прихода призвал к себе той же команды солдата Матвея Босова, к которому такого же содержания подговорные речи произвел, как и Писклову, на что оный солдат Босов согласился и сказал ему, Мировичу, что если-де прочие будут согласны, то и он не отстанет [165].
А после означенных солдат, дабы одного по другом в согласие присовокупить, призывал он, Мирович, всех стоящих на карауле трех капралов, каждого поодиночке, в кордегардию ж и подговаривал их в согласие такими же самыми речами, как и вышепомянутых солдат. На что из тех капралов ему и объявили: первый – Андрей Кренев – много от того отзывался и склонности к тому не показывал, однако ж наконец по его, Мировича, уговору склонился и сказал: куда-де люди, туда и он. Второй – Николай Осипов, – коему он, Мирович, сверх тех речей, которые в подговорах прочим выше сего упомянутым употреблял, сказал, что уже семь человек согласных есть [166]. На что он, Осипов, ему, Мировичу, и сказал, что он не отстанет. Третий – Абакум Миронов, – который весьма много от подговору его, Мировича отзывался и противным был с тем, что он в согласие ни для чего не пойдет, напоминая еще и самому ему, Мировичу, не лучше ли де оное дело оставить. Но как он, Мирович, к тому склонять его всякими мерами усиливался, то напоследок и он склонился и сказал, куда-де все, то и он не отстанет.
А по уговоре всех оных, по пробитии тапты, или вечерней зори, не запирая у ворот калитки, взяв он, Мирович, паки означенных трех капралов и, ходя с ними круг крепости, прежний им чинимый от него, Мировича, подговор повторял, на что из них Кренев и Миронов больше его уговаривали, и не другими, как токмо теми речьми к нему отзывались, что не лучше ли б то оставить. А Осипов, не отговариваясь, в том промолчал [167].
И хотя таким к заговору склонением вышеупомянутых капралов и солдат он, Мирович, и предуготовил, но со всем тем, лаская себя, что капитан Власьев сказанные ему им, Мировичем, речи уважать и какого-либо из них употребления сделать не может, то ту ночь к исполнению своего намерения, дабы себя между солдатством еще больше к виду его благосклонных приумножить, и не употребил бы, ежели бы следующее ему первого своего намерения отменить и немедленно в той же ночи оное в дело произвесть не побудило.
То как он, Мирович, по-вторичном уговоре капралов из-за крепости возвратился и по приходе в офицерскую кордегардию, раздевшись, лег спать, но не прежде заснул, как пришел к нему, Мировичу, в начале второго часа пополуночи караульный унтер-офицер Лебедев, объявляя ему, что комендант полковник Бередников приказал ему, не беспокоя его, Мировича, пропустить из крепости гребцов. Причем он, Мирович, опасаясь о говоренных им капитану Власьеву речах от него, капитана, к коменданту доносу, спросил оного Лебедева: «Кто у коменданта есть?» На что будто Лебедев и сказал ему, что сидит капитан Власьев. А фурьер Лебедев в ответе своем на 164-й странице показал, что он от него, Мировича, такого спросу не слыхал, следственно, и ему на то не соответствовал, в чем напоследок он, Мирович, и признался и объявил, что те вопросные от него к Лебедеву речи, а от Лебедева к нему на то соответствия не инако как воображением тогда в смущенном его духе он, Мирович, за истинно себе представил.