Со шпагой и факелом. Дворцовые перевороты в России 1725-1825

Никита Иванович. Не могу я довольно вас благодарить за разумные и усердные ко мне и отечеству меры, которые вы взяли в Шлюссельбургской гистории. J’aie le coeur contre quand je pense a cetle affaire et bien bien de la reconnoissance pour les mesures que vous aves pris et aux quelies assurement il n’y a rien a ajouter. La Providence m’a donne un signe bien evident de sa grace en tournant cette entreprise de la fafon dont elle est finie. Quoique le mal soit coupe dans sa racine, cependant j’aprehende que dans une grande ville comme Petersbourg les bruits sourds ne fassent encore bien des malheureux, car ces deux miserables que Dieu a puni des menteries atroces, qu’ils ont ecrits dans leurs soit disant Manifeste sur mon compte, n’auront pas manque (ou du moins il est a supposer) de semer leurs venin, et je crois en avoir une preuve. Le jour de mon depart de Petersbourg une pauvre femme avoit trouve dans la rue une lettre de main contrefaite ou il en etoit parle; cette lettre fut remise au Prince Wesemski et elle est chez lui. II faudra questionner ces officiers, si ce sont eux, qui l’ont ecrit et repandue. Je crains que le mal n’aye d’autre suite encore, car Ton dit cet Ушаков lie avec nombre de petits gens de la Cour.

Enfin il faut s’en remettre au soin du bon Dieu, qui voudra bien decouvrir, je n’ose en douter, toute cette horrible attentat. Je ne resteroi ici pas une heure plus que j’en auroi besoin sans faire cependant paraitre que je me hate, et je reviendrai a Petersbourg ou j’espere que mon retour ne contribuera pas peu a faire tomber toute ses calomnies sur mon compte[159].

Вспомните также вранья того офицера, что Соловьев привел, да с великого поста более двенадцати подобных было и все о той материи. Велите, пожалуй, рассмотреть, не оны ли тому причины были.

Хотя в сем письме я к вам с крайнею откровенностию все то пишу, что в голову пришло, но не думайте, чтобы я страху предалась. Я сие дело не более уважаю, как оно в самом существе есть, сиречь дешператный и безрассудный coup[160], однако ж надобно до фундамента знать, сколь далеко дурачество распространилось, дабы, если возможно, разом пресечь и тем избавить от несчастья невинных простаков.

Радуюсь, что сын мой здоров, желаю и вам здравствовать.

Екатерина

Стерегите, чтоб Мирович и Ушаков себя не умертвили.

Н. И. Панин – И. Бередникову {122}

6 июля 1764 года

(…) Мертвое тело безумного арестанта, по поводу которого произошло возмущение, имеете вы сего же числа в ночь с городским священником в крепости вашей предать земле в церкви или в каком другом месте, где бы не было солнечного зноя и теплоты. Нести же его в самой тишине несколькими из тех солдат, которые были у него на Карауле, дабы как оставляемое перед глазами простых и в движение приведенных людей тело, так и с излишними обрядами пред ними погребение оного не могло их вновь встревожить и подвергнуть каким-либо злоключениям.

Экстракт из следствия о Шлиссельбургском бунте {123}

(…) Смоленского пехотного полку подпоручик Василий Яковлев сын Мирович яко автор и предводитель сего бунта и изменнического возмущения сие злоужаснейшее намерение восприял не ранее как с 1-го числа апреля месяца сего текущего 1764 года, не имев к тому других причин и побуждениев, как только предпочитая себе во огорчение:

во 1-х, несвободный везде в высочайшем дворе; в тех комнатах, где Ее Императорское Величество присутствовать изволит и в кои только штаб-офицерского ранга имеющие люди допускаются, допуск;

во 2-х, в тех операх, в которых Ее Императорское Величество сама присутствовать изволила, равномерно ж допущаем не был;

в 3-х, что в полках штаб-офицеры не такое Почтение, какое офицер по своей чести к себе иметь долженствует, отдают, и что тех, кои из дворян, с теми, кои из разночинцев, сравнивают и ни в чем преимущества первым против последних не отдают;

в 4-х, что по поданной им Ее Императорскому Величеству челобитной о выдаче ему из описанных предков его имения, сколько из милости Ее Императорского Величества пожаловано будет, ему в резолюций от Ее Императорского Величества апреля 19-го дня написано было: что, как по прописанному здесь просители никакого права не имеют, и для того надлежит Сенату отказать им. Равномерно же прибавя он еще и то, что на вторичное Ее Императорскому Величеству поданное письмо, коим он просил о награждении из предковых имений или о пожаловании пенсии сестрам его, в резолюцию от Ее Императорского Величества надписано, чтоб довольствоваться прежнею резолюциею. К которым еще, и то причиною и побуждением своего намерения паче сим признавает:

5-е, что самолюбием воображая себе получением пожеланиям и страстям его преимущества, вяще всего к тому намерению склонясь утвердился.