Со спичкой вокруг солнца

— Срастить ножку, как тебе хотелось, не удалось, — виновато говорит девочке густой бас из-под потолка. — Пришлось поставить воробью протез.

Дети, сидящие рядом, встают на стулья, тянутся, хотят посмотреть, как выглядит воробей на протезе. И я встаю. И я тянусь вместе со всеми. И мне интересно.

— А он из чего, этот протез? — спрашивает мальчик с черепахой.

— Наша промышленность, к сожалению, не выпускает протезов для воробьев, — гудит голос все оттуда, из-под потолка, — я попробовал изготовить его сам из скрепки для бумаг.

— И на нем можно будет ходить?

— Не знаю. Давайте проверим, — говорит ветврач и кладет воробья на стул.

Воробей поначалу лежит неподвижно, потом встает на ноги, отряхивается и делает два первых прыжка. Тук. Тук. Скрепка стучит по стулу, как настоящая деревянная клюка.

Это так неожиданно, что все мы смеемся.

Девочка Нинель с розовым бантом обижается за воробья-инвалида, прячет его в коробочку, спрашивает:

— Что с ним дальше делать?

— Вон окно, выпусти на волю.

— Я выпущу его у нас во дворе.

— Там, думаешь, воробью будет лучше?

— Там у него, может быть, осталось гнездо, дети?

— Молодец, умничка, — гудит ветврач и оборачивается к сестрам-близнецам: — Что у вас?

Сестры поднимают над головой трехшерстного котенка.

— Кто он: мальчик или девочка?

Котенок уплывает под потолок.

— Мальчик, — слышится сверху.

— Что, что я говорила! — заверещала внизу одна из сестер.

Вторая сестра отводит верещунью в сторону и начинает шептать ей что-то на ухо.

— Вы не верите мне? — слышится сверху.

— Они верят. Они боятся, что мама не поверит и утопит этого мальчика в ведре вместо девочки, — говорит хозяйка воробья-инвалида.

— Ваша мама не верит глазу, не верит слову. Она верит только справке. Это пожалуйста. Вас как зовут? — спрашивает ветврач.

— Люся, — говорит одна.

— Наташа, — добавляет вторая.

Врач вытаскивает из кармана бланк поликлиники и, приложив его к стене, что-то пишет на нем, потом читает написанное вслух:

— «СПРАВКА

Сим удостоверяется, что трехшерстный котенок, доставленный на экспертизу в ветеринарную лечебницу Люсей и Наташей, признан котом, а не кошкой.

Что удостоверяется подписью и печатью».

Передайте эту справку маме, а на словах скажите — трехшерстный кот в доме к счастью.

Ветврач-гигант говорит и оборачивается к следующему пациенту. Мгновение — и черепаха оказывается под потолком.

— Что с ней?

— Боюсь, умрет она с голоду, — говорит мальчик.

— Давно не ест?

— Неделю.

— Черепахи могут голодать и дольше. Полгода, даже год.

— Как так?

— Ты что читал про черепах?

— Книжку о Каракумах. Там написано про черепах мало.

— Сходи в городскую библиотеку, возьми Брема, а еще лучше иди в зоопарк, запишись в юннаты, — басит ветврач и подходит к гордому мальчику: — Что у тебя?

Тот молча раскрывает кошелку и показывает залитого кровью петуха.

— О…о, — гудит, рокочет под потолком. — Этого пациента придется осмотреть внимательней.

Лемехи-ладони забирают Петьку и скрываются с ним за дверью врачебного кабинета.

Ветврач-гигант производит на меня хорошее впечатление. Мне нравится, как он держится, разговаривает с ребятами. Как осторожно берет в свои ручищи больных зверьков и птичек.

Я говорю это не в оправдание сына Капитолины Прохоровны. Я просто подытоживаю свои наблюдения и делаю такой вывод. С четвероногими и пернатыми этот сын ведет себя по-человечески, а к родной матери относится по-зверски.

Два сердца в одной груди. Человек делает из канцелярской скрепки протез для воробья. Это на людях, в лечебнице, А дома, один на один, он морит голодом старую женщину. Аномалия. Изобразить такую аномалию в фельетоне можно очень хлестко, а как объяснить ее?

Сижу, ломаю голову, а операция в комнате напротив тем временем подходит к концу, и ветврач с Петькой в руках показывается в дверях. Разорванный гребень У Петьки сшит, глаз заклеен черным пластырем. Ну, не петух — адмирал Нельсон. Я улыбаюсь неожиданному сходству, а гордый мальчик смотрит на пластырь с тревогой. Спрашивает:

— Приживить было нельзя?

— Выколотое и выклеванное, к сожалению, не приживляется. Можно было бы произвести другой эксперимент: одолжить для твоего Петьки глаз у здорового петуха. Но тут встает вопрос: есть ли смысл ослеплять одно живое существо, чтобы сделать зрячим другое? Тем более что гарантий на удачу никаких.

— Отец отрубит Петьке голову.

— Он что, человек злой?

— Был бы добрый, не добивал бы раненого.

— Может, это не от злого сердца. От бережливости. Отец думал: а если побитый петух околеет? Тогда куда его — только на помойку. Рабочему такая роскошь не по карману. А раз Петька будет жить, топтать кур и одноглазым, рубить ему голову нет смысла. Иди домой, не бойся, все будет в порядке.

Гордый мальчик идет к выходу, ветврач спрашивает меня:

— А у вас что?

Я лезу в сумочку за редакционным удостоверением и слышу дыханье бегущего, запыхавшегося мужчины. Мужчина спешит, несет на вытянутых руках пушистую, притихшую собачонку.

— Доктор, одна надежда на вас. Спасите Романа.

— Что с ним?

— Паралич.

— Я хирург. Терапевт принимает в соседнем кабинете.

— Люция Карловна верит только вам одному.

— Кто это Люция Карловна?