Mortify: лишать жизни; умерщвлять; омертвевать (Оксфордский словарь английского языка). В мрачных глубинах подсознания, куда я погрузился, мне стала ясна одна очень простая вещь: прекратить свое существование должен либо мир, либо я сам. Классический гений или безумец, безусловно, выбрал бы первое. Я же — нет. Я предпочел свою смерть. И теперь, когда я вспоминаю, как стоял на сцене, ошалелый, в лохматой шкуре, перед моим взором встает несчастный агнец, которого Авраам отдал на заклание вместо своего сына Исаака. Мое первобытное, овечье «я» было принесено в жертву ради того, чтобы дать жизнь моей новой — предусмотрительной, ответственной, прагматической, зрелой — сущности.
Как бы то ни было, с тех пор я взял за правило иметь кое-что в запасе для тех редких случаев, когда мне нужно выйти на сцену и выступить перед публикой.
Закрыть уши
Я часто сокрушаюсь, что мы не можем закрывать уши с той же легкостью, что и глаза.
Комнатка тесна до невозможности. Окон нет, и, насколько я поняла, дверь запирается снаружи. Передо мной миниатюра: кукольных размеров столик из двух кусочков мела, катушки клейкой ленты и лезвия. Малюсенькие люди делают здесь свои странные дела. Мужчина, от которого неприятно пахнет, только что подошел ко мне и нахлобучил на голову наушники. Наушники мучительно жмут.
Не люблю выступать в прямом эфире на радио. Терпеть не могу, просто ненавижу. Я с трудом выношу даже телефонные разговоры, не то что радиоинтервью с кем-то, кого я не вижу и не видела никогда раньше. Мне постоянно кажется, что из-за этого ко мне опять вернется давно излеченное заикание. А еще меня пугает мысль, что люди — у себя дома, в машинах, офисах — будут меня слушать. Больше чем уверена: что бы я ни говорила, никому из них это ни капельки не интересно. Зачем я только согласилась? Что за стечение обстоятельств или цепь событий привели меня сюда; что заставляет покорно сидеть в этом чулане? Мою голову словно стягивает стальной обруч, моя лучшая и любимая блузка пропитывается потом, а я жду непонятных знаков от кого-то или чего-то…
Короткие щелчки в наушниках свидетельствуют о том, что меня подсоединили к далекой радиостанции где-то на другом конце страны. Звучит сентиментальная джазовая мелодия. Я напрягаю слух, ожидая указаний оператора, но вместо этого на фоне треньканья пианино раздается вопль ведущего программы: «Кто следующий?»
Пауза. Шелест бумаг. Я выпрямляю спину — на всякий случай, хотя меня и не видят.
— Э-э… — слышится другой голос, и снова шелестят бумаги. — Мэгги О’Фаррелл.
— Кто?! — рявкает ведущий.
— Писательница.
— Мать вашу, где вы ее откопали? — орет ведущий. — В жизни о ней не слыхал!
Плечи мои опускаются. Какой-то частью мозга я понимаю, что мне надо кашлянуть или другим способом обнаружить свое присутствие, но ведущий продолжает реветь:
— Меня уже тошнит от этих серых ничтожеств, которых вы приводите на передачу! Когда-нибудь у меня в студии будут нормальные гости?
Наушники так нестерпимо жмут, будто мне делают лоботомию. Я тупо смотрю на лезвие, в то время как ведущий распекает продюсера за плохой подбор гостей и требует от него ответа, как называются мои книги, про что они и о чем, черт подери, я собираюсь говорить.
— И вообще, где она сама? — орет он.
— В другой студии, — отвечает продюсер.
Еще одна пауза. Пластинка продолжает крутиться, пианист негромко наигрывает свой мотивчик. Мы слушаем дыхание друг друга. Продюсер, бедняга, откашливается.
— Мэгги, вы здесь?
— Да.
— Вы нас слышите? — без всякого энтузиазма спрашивает он.
— Угу.
Пластинка заканчивается. Ведущий набирает в грудь побольше воздуха.
— А теперь я приготовил для вас особое удовольствие. Сегодня к нам в студию пришла писательница, которая расскажет о своих книгах. Наша гостья — Мэри Фаррелл.
Нужны великие слушатели
Чтоб были великие поэты, нужны еще великие слушатели.
Хуже всего, конечно, было в тот раз, когда я сел на поезд в Нью-Йорке и отправился в один университет, который находился на пару штатов к северу, чтобы почитать там свои стихи. Университет называть не буду, а если бы и назвал, то вы скорее всего о таком не слыхали. Можно сказать, учебное заведение было не из перворазрядных. Я вышел из вагона, ожидая, что меня встретят, хотя и сам уже точно не помнил, должны ли меня встречать, поскольку договоренности о моем приезде были сделаны добрый месяц тому назад. Я прождал достаточно долго, чтобы меня припорошило снежком, потом взял такси и поехал в университет.