Со стыда провалиться

Я обнаружил, что ирония нередко служит хорошим щитом против унижения, хотя порой она может обернуться против тебя самого, особенно в чужой стране. Именно это и произошло в Москве, куда я приехал в качестве участника британско-советской писательской конференции. Мы выставили внушительную команду, куда вошли Мэттью Эванс (теперь уже лорд Эванс), Мелвин Брэгг (ныне лорд Брэгг), моя жена Маргарет Дрэббл, Фрэнсис Кинг, Пенелопа Лайвли, Фэй Уэлдон и я. Это было еще в догорбачевские времена, и советские писатели показались нам угрюмыми стариками. Когда за кафедру вставал кто-нибудь из наших, они укладывали ноги на стол, разворачивали свои газеты и обменивались непонятными шутками. По программе я должен был выступать утром в заключительный день конференции. Разозленный пренебрежительным отношением, я переписал свою речь и отдал копию синхронному переводчику. Я говорил медленно, с убийственной язвительностью и презрением в голосе и, к своему удовольствию, полностью завладел вниманием советской делегации. Они опустили ноги и газеты, прекратили пересмеиваться и сосредоточенно слушали меня. Заметно ободрившись, я придал тону всю едкость, на которую только был способен, и, нанизывая одно завуалированное оскорбление на другое, выстроил из умело замаскированных поношений настоящий готический собор. Финальное крещендо моих инвектив было встречено громкими аплодисментами, и кто-то из моих коллег передал мне короткую записку: «Можно ли воспроизвести иронию в переводе?» По всей видимости, моя ирония в переводе полностью потерялась, и то, что в моих устах звучало тонкой и уничтожающей сатирой, с противоположной стороны стола воспринималось как изысканно-витиеватый хвалебный гимн.

Дневные заседания проходили веселей, в основном благодаря отличным обедам, которые изобиловали тостами — здравицы немедленно переводились, и все тут же выпивали. Всю неделю я пил за Англию и не раз выходил к завтраку в темных очках. На обеде в последний день конференции, к вящему стыду Мэгги, я, пошатываясь, встал из-за стола, поднял бокал (а позже попытался разбить его об пол, бросив через плечо) и предложил тост за «великий дух, объединивший наши культуры, — дух водки!».

Мэгги сказала, что больше никуда меня с собой не возьмет. Но порой она смягчается, и тогда я получаю возможность отправить ее детям свидетельство нового унижения — например, ту нашу фотографию из Ирландии, где мы, в окружении цвета ирландской литературы, глубокой ночью во все горло подпеваем участникам знаменитой поп-группы «Даблинерс».

Шон О’Рейли Незапертая дверь

НАРКОТИК, сущ. — незапертая дверь камеры, где томится Личность. Дверь ведет в тюремный двор.

Амброз Бирс

…та вечеринка, я помню. Она этого хотела. Она хотела меня. Я точно знал, она сама однажды мне сказала. Нет, не говорила. Тогда я был моложе, я всему верил. Она издевалась надо мной, но если бы я заложил ее в ректорате, она бы все отрицала, такая уж она была — сама не знала, чего хотела, жила в конфликте с собственными желаниями. А я — нет. Я был свободен.