Соб@чий глюк [litres]

– Стоп. Пока, Светлана, давайте остановимся на этом. Вы его любите. Остальное позже, у нас уйма времени. Светлана, как часто за время вашей семейной жизни Артем делал то, что вы хотели?

– Не помню. Никогда.

– А тут стал послушным. Артем, попробуйте еще раз. Какого идеального результата вы хотели бы от этой встречи? Ведь раз пришли, значит, хотите быть со Светланой. Или она вас уломала, вы поддались ее напору, но, если честно, вам все по барабану? Тогда мы, увы, теряем время. Тут нужно быть предельно откровенными. И если это так, то мы нашли выход из ситуации, вам не нужно быть вместе, потому что ваш брак рано или поздно развалится. Артем?

Я для солидности сдвинул брови и сделал задумчивое лицо. Карл Маркс с хвостиком ставит вопрос ребром. Как на него ответить?

– Я не знаю, как ответить на этот вопрос, – честно признался. – Я сам понимаю, что раз приперся сюда, значит, хочу, чтобы мы со Светкой были вместе. Но с другой стороны, в глубине души я понимаю, что это невозможно. Разбитую вазу можно склеить, но трещина остается, ваза все равно не целая. Получается одна видимость.

Я посмотрел на Светку и увидел ее глаза, полные слез. Мне стало ее жаль.

– А я могу привести вам другую аллегорию, – спокойно сказал Макс. – Вот, к примеру, человек получает рану. Какую хотите! Ножевую, огнестрельную…

– Или орел клюнул в темечко, – вставил я.

Карл Маркс запнулся, пристально посмотрел на меня и продолжил:

– Или орел клюнул в темечко. И рана болит. Болит, но приходит хирург и оперирует, сшивает, накладывает повязку, и в итоге рана заживает. От раны остается шрам, рубец, который не болит. Он может напоминать о себе к непогоде, ломить, но человек живет нормальной жизнью. А если рану не лечить, она воспалится, нагноится, и из-за какого-то удара клювом придется отрезать всю голову, – заключил Карл Маркс с хвостиком.

– Намек понял. У меня в душе два чувства: это злость, которая то нарастает, то чуть притупляется – в зависимости от того, что я делаю, и боль тупая, ноющая, не проходящая ни на секунду. Эта боль хуже, чем удар клювом по голове или кулаком в глаз. Она живет во мне, как раковая опухоль, которая не только болит, но и говорит о приближающейся смерти. Я могу сказать: Светка, я прощаю тебя! Ничего страшного, что было, то было. Я тоже перед тобой виноват. Все уболтается. Заживем по-новому, и все будет пучком. Я так могу сказать, но боль никуда не денется, потому что предательство останется предательством.

– Я могу сказать, что для вас идеальным исходом было бы, если пропала эта боль? – спросил Макс.

– Да, – ответил я и почувствовал что-то новое внутри себя, словно в равномерном потоке боли случился глюк, заикание, что-то непоколебимое дрогнуло.

– А скажите мне по поводу злости. Вы сказали, что злость то нарастает, то уменьшается в зависимости от того, что вы делаете. Что вы делаете, чтобы уменьшить злость?

– Трахаю Светку, я бы сказал, деру во все дыры: орально, вагинально, анально – прям зверею, становится легче на какое-то время, а потом опять.

Карл Маркс перевел глаза на Светку, потом опять на меня, а потом сдержанно сказал:

– Если вы оба не возражаете… я дуну.

И, не дожидаясь нашего одобрения, он достал из выдвижного ящика журнального стола маленькую трубочку и зажигалку, подпалил трубочку, сделал два, а не один, глубоких втяга, откинулся на спинку кресла и выдохнул.

– Уф, иногда надо перегруппироваться! Все нормально! А вы не хотите дунуть чуть-чуть? – и он достал из ящика еще две трубочки и прозрачный целлофановый пакетик с коричневым шариком внутри.

Мы оба деликатно отказались.

– Положительно в этой ситуации то, что Артем не стал искать выхода своим эмоциям с другими женщинами. Хотя так часто бывает, – Карл Маркс опять взял маленькую трубочку, подпалил ее и еще раз глубоко затянулся.

– Точно не хотите? – переспросил он.

– Пока нет, – ответил я за обоих.

– Светлана, а как вы относитесь к тому, что Артем борется со своими эмоциями сексуально, так сказать, трансформирует отрицательные эмоции в секс?

Светка чуть потупилась. Она сидела на краешке дивана, перекрестив ноги и сцепив пальцы рук на коленях.

– Очень положительно, – сдержанно ответила Светка, глядя в пол. – Хотя обидно! – вдруг сказала она, поднимая глаза на меня. – С одной стороны, зверюга в постели, а с другой стороны – что должно было случиться, чтобы этот зверь проснулся! Обидно.

– Давайте оставим обиды на попозже. А пока ясно одно – что вы не готовы расстаться. У вас есть естественная потребность друг в друге. И это та основа, на которой мы будем строить нашу сессию, – подвел некоторый итог Карл Маркс с хвостиком. – А теперь давайте вернемся в прошлое, вспомните, как начинались ваши отношения, как оно было тогда, много лет назад. Кто начнет?

– Пусть Артем начинает. Он первый заговорил со мной, – сказала Светка уверенно.

– Вот, все свалила на меня. Я плохо помню детали, была какая-то пьянка где-то у кого-то, меня ребята притащили туда, а я не пью, не курю – мне было как-то неуютно. Но смотрю – классная телка, я подкатил к ней, слово за слово, и все как-то пошло.