Собачьи годы

Незрячие мучные черви устами кривого мельника тотчас ответствуют: «Дер Шпигель» – «Зеркало», ибо без хорошего зеркала, в котором виден каждый прыщик, нынче ни в одном доме уже не обойтись, – правда, зеркало должно быть вогнутое; ибо то, что легко читается, легко забывается и еще легче цитируется; писать правду вовсе не обязательно, но номера домов должны быть указаны точно; словом, хороший архив, то бишь тысяч десять, а то и больше мелко исписанных карточек, с успехом заменяют мысль. «Люди не хотят, чтобы их заставляли думать, – так выразились черви, – они ждут, чтобы их точно информировали».

Собственно говоря, прием как таковой уже окончен, однако Шпрингер все еще что-то недовольно бормочет насчет червячных прогнозов, потому как, если уж начистоту, он вовсе не радиопрограмму для широких масс замышлял издавать, а скорее радикально-пацифистский еженедельник.

– Я хочу их встряхнуть, понимаете, встряхнуть!

В ответ мучные черви устами мельника Матерна утешают его пророчеством: в июне пятьдесят второго он облагодетельствует нацию общеполезным начинанием – «три миллиона читающих неучей будут ежедневно завтракать с газетой "Бильд" в руках».

Тут, торопясь, покуда мельник не раскрыл второй раз свои карманные часы, почти в отчаянии кидается за помощью и советом тот самый, еще совсем недавно такой вальяжный господин, у которого Аксель Шпрингер и коротышка Аугштайн стараются перенять хорошие манеры. Ночью, исповедуется он на аспидной дощечке, ему снятся социал-демократические сны, днем он обедает с христианскими заправилами тяжелой промышленности, тогда как сердце его отдано авангардистской литературе, словом, он совершенно не знает, как ему быть. В ответ мучной червь сообщает ему, что это сочетание – по ночам левые мысли, днем правые деяния, а в сердце авангардистский огонь – самая что ни на есть подходящая смесь для еженедельника «Время», органа почтенного и вместе с тем доступного, либерального и в меру мужественного, просветительского, но и прибыльного.

А вопросы так и сыпятся: «Цены на газетные объявления? Кто составит заградительное меньшинство{373}

в издательском доме "Улльштайн"?» Но мучные черви в лице мельника Матерна дают отмашку. Всем троим милостиво дозволяется, прежде чем они учтиво откланяются, начертать на стволе мельницы свои имена – они и по сей день там красуются: красавец Шпрингер, оседланный мировой скорбью Руди и господин Буцериус{374}, чье родословное древо коренится в глубоком, хотя и просвещенном Средневековье.

После относительно спокойной недели – мельнику Матерну доставлен и расстелен под ногами ковер; на рукояти рубильника, который в прежнюю пору включал и выключал трясучую механику сортировочного ящика, находит опору и временное пристанище застекленная фотография дряхлого Президента Рейха Гинденбурга, – после недели, прошедшей без особых хозяйственных перемен и организационных преобразований, – разве что Золоторотик успевает расширить проселок, ведущий от шоссе Фирзен – Дюлькен к заброшенной мельнице и снабдить поворот соответствующим указателем, – итак, после недельной подготовки и концентрации сил к мельнице по отремонтированной и засыпанной свежим гравием дороге один за другим начинают подкатывать хозяева концернов или их доверенные лица, обремененные заботами декартелизации{375}; так что отдохнувшие и словоохотливые мучные черви первым делом избавляют от мук несварения разъевшуюся до необозримости корпорацию Флика. На жесткой табуретке, представляя своего папашу, восседает собственной, жаждущей совета персоной Отто Эрнст Флик. А мельнику совершенно все равно, кто это там перед ним дергается, скрещивая ноги на все мыслимые и немыслимые лады, – с непроницаемо-любезной миной он листает свои уже порядком потрепанные подшивки, а аспидная дощечка заполняется тем временем наинасущнейшими, безотлагательными вопросами. Введенный союзниками закон о декартелизации предписывает Флику-отцу избавиться либо от стали, либо от угля. Мучные черви кричат наперебой: «Шахты, шахты похерь!» Вот так и возникает вычлененное Маннесманом из своих рядов объединение, которое завладевает контрольным пакетом акций АО «Эссенский каменный уголь», а впоследствии, опять-таки по рекомендации мучного червя, возвращается под крылышко Маннесмана. А «Харпенский уголь», отошедший к французскому консорциуму, Флик-старший через девять лет, то бишь пять лет спустя после своего досрочного и день в день предсказанного мучными червями освобождения из тюрьмы, снова помаленьку приберет к рукам уже в качестве главного акционера.