Собачьи годы

Теперь он хоть знает, куда относится. Не надо исполнять командировочные предписания, отсылающие его на поиск бесследно исчезнувших частей. В тяжких раздумьях и мучительных поисках рифмы он вместе с пятью другими мотопехотинцами сидит на броне самоходного орудия, которое то и дело перебрасывают с места на место между Лаубаном и Саганом, но не на передний край. Почты он не получает. Это, впрочем, ничуть не мешает ему и дальше писать письма своей кузине Тулле, которая вместе с группой армий «Висла» отрезана в Данциге и либо сидит дома в Лангфуре, либо разъезжает в трамвае кондукторшей; ибо трамвай ходил до самого конца.

Было когда-то самоходное орудие,

так называемый «Танк-4», старая модель, ее надлежало разместить на позиции за линией фронта в условиях гористой силезской местности. Ища укрытия от авиации противника, танк всей своей сорокатонной громадой на двух гусеницах задним ходом въехал в деревянный сарай, защищенный от взлома только одним подвесным замком.

Но поскольку сарай принадлежал силезскому стеклодуву, в нем, расставленные на полках и упакованные в солому, находились около пятисот, а то и больше, изделий из стекла.

Встреча между въезжающим задним ходом в сарай гусеничным самоходным орудием и силезским стеклом повлекла за собой два события. Во-первых, танк нанес силезскому стеклу значительный урон; во-вторых, производимые в разных тональностях звуки лопающегося, колющегося, рушащегося стекла оказали воздействие на мотопехотинца Харри Либенау, который, будучи придан самоходному орудию в качестве пехотного сопровождения, стоял рядом с вышеозначенным сараем, слышал его вопли, в результате чего обрел новый язык. Отныне никакого фиолетового томления! И никогда больше не станет он искать рифму к имени Тулла. Конец стихам, написанным кровью сердца и гимназической спермой. Отныне и впредь, с тех пор, как вопли стеклянного сарая хрустальными шариками закатились ему в уши, он записывает в свой дневник одни только простые предложения. Танк заезжает задом в сарай со стеклом. Война еще скучнее, чем школа. Все ждут секретного оружия. После войны я хотел бы часто ходить в кино. Вчера видел первого убитого. Мою противогазную коробку я наполнил клубничным джемом. Нас вроде бы переводят. Я пока не видел ни одного русского. Временами я уже больше не думаю о Тулле. Наша полевая кухня исчезла. Я читаю все время одно и то же. Беженцы запрудили все дороги и уже ни во что не верят. Ленс и Хайдеггер во многом ошибаются. В Бунцлау на семи деревьях висели пять солдат и два офицера. Сегодня утром мы обстреляли участок леса. Два дня я не мог ничего записать в дневник, потому что у нас было соприкосновение с противником. Многих наших уже нет в живых. После войны я напишу книгу. Нас хотят перебросить в Берлин. Там сражается Вождь. Я теперь отношусь к боевой группе Венка. Нам поручено отстоять столицу Рейха. Завтра у Вождя день рожденья. Интересно, с ним ли его собака?

Был когда-то Вождь и Канцлер Рейха,

20-го апреля 1945 года ему исполнилось пятьдесят шесть лет. Поскольку в тот день центр столицы, а вместе с ним, следовательно, и правительственный квартал вместе с Рейхс-Канцелярией время от времени подвергались артиллерийскому обстрелу, скромное торжество было проведено в бункере Вождя[327].

Известные имена, в том числе и тех, кто и так регулярно принимал участие в военных совещаниях у Вождя — вечерние заседания, дневные заседания — образовали поздравительный хор: генерал-фельдмаршал Кейтель, подполковник фон Йон, капитан третьего ранга Людде-Нойрат, адмиралы Фосс и Вагнер, генералы Кребс и Бургдорф, полковник фон Белоф, руководитель партийной канцелярии Рейха Борман, посланник Хевель из министерства иностранных дел, госпожа Браун, стенографист штаб-квартиры Вождя доктор Херргезелль, гауптштурмфюрер СС Гюнше, доктор Морелль,[328] обер-группенфюрер СС Фегеляйн и господин и госпожа Геббельс со всеми шестью детишками.

Когда гости закончили произносить поздравления, Вождь и Канцлер недоуменно обвел глазами присутствующих, словно последнего и крайне необходимого ему поздравления все еще недостает:

— А где пес?[329]

И тотчас же все гости Вождя принялись искать любимую собаку Вождя. Послышались восклицания: «Принц! Сюда, Принц!» Личный адъютант Вождя, гауптштурмфюрер СС Гюнше, уже прочесывал сад при Канцелярии Рейха, хотя эта территория уже неоднократно обстреливалась артиллерией противника. В бункере меж тем строились самые невероятные догадки. Высказывались предположения одно нелепей другого. Единственным, кто не растерялся и сразу овладел ситуацией, был обер-группенфюрер СС Фегеляйн. Он, тут же поддержанный полковником фон Белоф, немедленно сел за телефоны, которые соединяли бункер Вождя со всеми штабами, а также с батальоном сопровождения Вождя, что располагался вокруг Канцелярии. «Всем! Всем! Всем! Пропала собака Вождя! Отзывается на кличку Принц. Племенной кобель. Черная немецкая овчарка по кличке Принц. Свяжите меня с Цоссеном[330]. Вниманию всех! Собака Вождя пропала!»