Дискутант: С той же целью он упоминает неотъемлемого от двора столярной мастерской сторожевого пса Харра-са, идентичного немецкой овчарке черной масти по кличке Харрас, которую предмет дискуссии впоследствии отравил.
Ведущий: Как ведущий данной дискуссии я вынужден расценить этот некорректный переход на личности как еще одно доказательство тому, сколь несдержанно может подчас реагировать предмет нашей дискуссии, и в свою очередь позволю себе задать встречный вопрос: имеется ли между уже зафиксированным у нас сторожевым псом Перкуном — с пометкой «по преданию», с также зафиксированной сукой Сентой, принадлежавшей отцу предмета дискуссии, то бишь мельнику Матерну, — и черным кобелем немецкой овчарки по кличке Харрас, принадлежавшим отцу вашего покорного слуги, столярных дел мастеру Либенау, какая-нибудь еще связь, кроме той, что сын мельника Вальтер Матерн с одной стороны и сын столярных дел мастера вместе со своей кузиной Туллой Покрифке с другой стороны обзывали друга предмета нашей дискуссии «абрашкой»?
Матерн: О, эти вгрызающиеся друг другу в хвосты собачьи годы! В начале была волчица из литовских лесов. Ее повязали с кобелем овчарки. От этой помеси выродился кобель, чью кличку не называет ни одна родословная. И вот он-то, этот безымянный, зачал Перкуна. А Перкун зачал Сенту…
Хор дискутантов: А Сента родила Харраса…
Матерн: А Харрас зачал Принца, который сегодня, под именем Плутон, доживает у меня под боком свою старость и дожевывает свой старческий хлеб. О, все вы, хрипло провытые собачьи годы! Все они, честно охранявшие мельнику его мельницу, столярных дел мастеру — его столярный двор, любимой песьей шкурой тершиеся строителю немецких автострад об его сапоги, — все они приблудились ко мне, антифашисту. Вам ясен ли весь смысл этой притчи? Доходит ли до вас во всей его семизначности, какой за эти собачьи годы мне предъявлен счет? Теперь с вас довольно? Есть у вас что сказать? Или отпустите Матерна с псом выпить наконец пива?
Ведущий: Хотя этот важный промежуточный итог проводимой здесь и динамично устремляющейся к своему финалу дискуссии дает нам повод к законной гордости, не будем слишком поспешно успокаиваться на достигнутом. Кое-какие ниточки еще не связались. Давайте вспомним!
Дискутант: Он собаку отравил!
Ведущий: Но при этом заявляет, что он…
Дискутант:...любит животных…
Ведущий: …любитель животных. Кроме того, мы пока что знаем, что предмет дискуссии, охотно именующий себя антифашистом и филосемитом, с одной стороны, оберегал своего друга, полуеврея Эдди Амзеля, от приставаний несмышленых ровесников-мальчишек, с другой же стороны, при случае сам обзывал его обидным и оскорбительным прозвищем «абрашка». Поэтому мы спрашиваем:
Хор дискутантов:
Матерн
Дискутант: Отвечайте коротко и ясно: любите ли вы евреев, как вы любите животных, или вы евреев не любите?
Матерн: Мы все причинили евреям огромное зло.
Дискутант: Это общеизвестно. Статистические данные говорят сами за себя. Искупление — кстати, тема одной из наших недавних дискуссий, — уже несколько лет идет полным ходом. Но мы говорим о нашем сегодня. Сегодня вы любите — или все еще нет?
Матерн: Если потребуется, я готов рисковать ради еврея собственной жизнью.
Дискутант: Что конкретно имеет в виду предмет дискуссии под словами «если потребуется»?
Матерн: Ну вот хотя бы как однажды, когда холодным январским вечером моего друга Эдди Амзеля избивали девять штурмовиков, а я не мог ему помочь.
Дискутант: И как же звали этих девятерых громил-штурмовиков?
Матерн
Хор дискутантов
Ведущий: Дискутанты, хотя им было обещано назвать девять имен, насчитали лишь восемь. Дозволено ли будет нам, во избежание динамической принудительной дискуссии, предположить, что девятым в этой компании был сам предмет нашей дискуссии?
Матерн: Нет! Нет! Да какое вы имеете право!
Валли З.: Имеем не только право, но и опознавательные очки.