Собачья работа

– Повезло тебе, – сказала знахарка после осмотра, накрыв меня одеялом, отойдя к печке и принявшись шуровать там. – Руки-ноги целы, ни косточки не поломано. Отлежишься – и все.

Я попыталась сесть прямее, и мне это удалось. Прислушалась к себе – вроде бы все хорошо, ничего не болит. Действительно цела. И все же что-то было не так. Что-то не в порядке. И речь вовсе не о том, что на мне не имелось ни одной нитки – под лоскутным одеялом лежало голое тело, сколько…

Голое. Ни одной нитки.

Рука зашарила по груди. Так и есть! Оберег от оборотней, который мне уже давно вручил Коршун… Он пропал!

Резко сев на постели, зашарила руками, прощупывая все складочки и заглядывая в щель между лавкой и стеной. А вдруг оберег просто закатился туда? Ведь не может такого быть, чтобы…

– Чего потеряла?

– У меня был… ну…

– Оберег твой? Держи!

Выточенный из кости, украшенный рунами кругляшок лег в ладонь. Я стиснула его в кулаке так, словно от него зависела моя жизнь. Мысли помчались, обгоняя друг друга. В голове сразу стало ясно.

– Как я сюда попала?

– Принесли тебя.

– Кто?

– Как в себя придешь, так сама увидишь. Не ушел он. Там, – бабка кивнула головой в сторону окна, – сидит. Уходил ненадолго, а потом опять воротился.

– А сюда почему не заходит? – Я даже разозлилась на упрямца. Ведь сказала оставаться в замке и сторожить Агнешку! Нет, поехал следом. Верно говорят, что все мужики одинаковые.

– А его разве затащишь внутрь?

– И как давно он меня… э-э… принес?

– Да вторые сутки отлеживаешься.

Ох ты, сколько времени! Я сама не поняла, как вскочила, спустила ногу на пол. Сгоряча скакнула вперед – и рухнула на пол, попутно здорово ударившись бедром о какую-то кадку.

– А, твою же ж!..

Знахарка кошкой прыгнула ко мне, обхватив поперек груди и пытаясь вернуть на постель. От боли ушиба (да еще и кожу рассадила о жесткий край!) я зло шипела сквозь зубы и легко позволила усадить себя обратно.

– И куда ты собралась в таком состоянии? – Бабка взяла влажную тряпицу и принялась промывать кровавую ссадину. – Только-только в себя пришла – и уже скачешь, ровно белка!

– Вы не понимаете, – я, не вставая, попыталась дотянуться до висевших на веревке штанов, – это вопрос жизни и смерти! Князя Витолда обвинили в связи с темными силами и хотят казнить!

– А я-то чем могу помочь? Оборотное зелье, что ль, сварить? Так за волчьим корнем в лес рановато идти. Еще бы месяц потерпеть, пока травка в силу не вошла!

– Не за зельем. За оберегом. Мне удалось выпросить всего три дня, чтобы отыскать его и вернуть. И два из них я уже потеряла! Сегодня как раз идет третий день! У меня осталось несколько часов…

– Ишь ты! – Бабка всплеснула руками. – А от чего тебе оберег понадобился?

– От оборотней, – отпираться смысла не было, и я рассказала все. Ну или почти все. Что князь арестован и его обвиняют в оборотничестве, что некий артефакт, который сдерживал проявление его силы, теперь пропал и наверняка уничтожен, чтобы не достался никому. И что мне удалось вычислить того, кому все это выгодно, но слишком поздно, и, наверное, по его приказу меня пытались убить именно в тот момент, когда я сюда ехала. А ехала я затем, чтобы попросить знахарку исхитриться и изготовить другой… нет, не артефакт, а именно оберег, который мог бы, ослабляя и сдерживая, как-то нейтрализовать волчью половину княжеской натуры.

Говорила я долго, путаясь, перескакивая с одного на другое. Бабка успела заскучать и отойти от меня, вернуться к своим горшкам на печи, а я все рассказывала:

– Ведь артефакт могли украсть и уничтожить для того, чтобы князь перестал себя контролировать, чтобы он стал оборотнем. От него хотели избавиться – вот только не совсем понимаю почему? Нет, там столько всего намешано – и старая месть, и обещание, ведь после Витолда остались его сестра, новая наследница, и пан Матиуш… Но неужели дело только в этом? Неужели власть – это все? Мне вот она не нужна совершенно – я и так проживу. По мне, так от нее столько проблем… И зачем такой огород городить? Вот чего понять не могу!

– А тут и понимать особо нечего, – оторвалась от приготовления пищи моя слушательница. – Мы люди простые, нам до дел, которые там, у королей и князей вершатся, далеко. Нас лишь бы в покое оставили и не тревожили понапрасну. Князья-то и короли, они кто?

– Э-э… – простой, казалось бы, вопрос поставил меня в тупик, – правители. Вершители судеб, устроители законов…

– Каковые законы первыми и нарушать горазды! – Бабка со стуком поставила на стол деревянную миску. – Мол, я там, наверху, выше меня только боги! Дотянись до меня попробуй! Предок твоего князя другого князя на тот свет отправил…

– Вы про Князя Волков? – Недавно Коршун при мне сделал подобное смелое заявление, но я посчитала это просто плодом воображения.

– Про него, родимого. За землю они дрались. Люди супротив нелюдей. Люди одолели, да проклятие получили.

– Но ведь люди здесь живут намного больше трехсот лет. Пустополь был основан почти четыреста лет назад, а до него тут стоял другой город, который спалили дотла. Получается, война длится все это время?

– Получается, что так. И тебе пора решить, на чьей ты стороне в этой битве.

Меня как обухом по голове ударили. Пришлось ухватиться за постель, чтобы не упасть. А я-то думала по наивности, что война – только та, где враг известен, стоит перед тобой и готов напасть. И что стоит его одолеть – и все, начнутся мир и процветание. А мира-то и нет… Права старая знахарка Одора – если князь нелюдь, то против него – люди. Все всегда воюют со всеми. Люди с нелюдями и друг с другом. «Орлы» – с «ястребами», а каждый – со своей судьбой.

– Они, князья и короли, лишь ветер, – назидательно сказала бабка. – Один пролетит, пошумит, подолы бабам да пыль на дороге поднимет – и все, нет его. Другой тучи грозовые нагонит – либо землю благодатным дождем напоит, либо градом посевы побьет. Третий ураганом крыши с домов посрывает, деревья ломать начнет. А только всякий пролетит – и стихнет. И опять земля живет как ни в чем не бывало. Совсем без ветра туго приходится – рожь-то, она от ветра семя зачинает, пчела ей в этом деле не помощница. И облака дождевые тоже ветер пригоняет. Вот и думай, какой ветер лучше – который деревья ломает или который колосья волнует. Тебе-то какой больше по нраву?

Я отвернулась, чтобы хитрая старуха даже в темноте не заметила, как вспыхнули мои щеки. Если так думать, то князь Витолд – как тот легкий ветерок в жаркий летний полдень, когда ловишь любое дуновение раскаленного воздуха и сам подставляешь разгоряченное лицо под его ласковые прикосновения. Опять не ко времени вспомнились чуткие осторожные пальцы на моем искалеченном колене.

– Я… мне помощь нужна, чтобы его спасти, – пробормотала, не глядя на бабку. – Вы могли бы…

– Пропажу сыскать? Аль человека?

– Человек давно найден. Мне бы новый оберег изготовить. И только вы можете это сделать.

– Тю! – Знахарка всплеснула руками. – А со старым-то чего?

– Так ведь уничтожен старый! А без него Витолд каждое полнолуние обречен становиться оборотнем.

– А ты этого не хочешь?

– Наплевать на то, чего хочу я! Этого не хочет он сам! Этого не хотят окружающие люди! Оборотни опасны! Это – чудовища, которыми нельзя управлять! Даже сам князь не сможет в облике зверя сдерживать себя. И тогда…

– А так ли уж это нужно – сдерживать зверя? Они, – бабка махнула рукой куда-то вдаль, – и без того слишком долго ждали. Земле нужен защитник. Три века назад люди убили его – и убивали каждый раз, едва он появлялся на свет. Ты не слышала разве, что рассказывают о роде князей Пустопольских?

– Н-ну, – пришлось напрячь память, – что за триста с малым лет в этом роду каждое поколение рождался оборотень. Им всегда становился старший сын в роду, поэтому княжеский венец получал второй, а то и третий по счету сын. У них даже полумесяц на гербе есть – как знак того, что не первенец наследует княжество… Ох, – до меня сейчас дошло, – полумесяц же…

– Волчье солнышко, – безжалостно подтвердила знахарка. – А ты слыхала, какая судьба ждала каждого оборотня?

– Их… убивали?

– Да. Некоторых еще в юности. Самому младшему было четырнадцать лет. Отец сам зарубил своего первенца, когда увидел его воющим на луну… Практически ни один из оборотней не оставил потомства – князь Доброуш был первым. Три сотни лет князья Пустопольские подавляли в себе волчью натуру. Думали совсем избавиться от нее – не вышло. Природа – она мудра. Мудрее всех людей, вместе взятых. Уж ежели ей что-то нужно, она сумеет это сохранить и приумножить.

Сразу вспомнился брат Домагощ и его слова о том, что не все дети, рожденные от мужчин-оборотней, наследуют их дар, но они несут его в крови, чтобы тот проявился несколько поколений спустя. И поэтому не зря именно первенцы наследуют оборотневый дар в полной мере – чтоб наверняка… Ведь второго-то сына может и не быть. Исключением имел шанс оказаться пан Матиуш – он же тоже старший сын. Но от женщины из рода Пустополей. И, судя по тому, что он-то никакими припадками не страдал, на луну не выл и жил обычной жизнью, ему повезло не унаследовать от своего деда, пана Збышека, проклятый дар. Знал ли об этом князь Доброуш, принимая бастарда двоюродной сестры у себя в замке? Наверное, знал.

– Что же теперь делать?

– Витолду – научиться с этим жить. Скажи своему князю, чтобы не боялся. Страх мешает ему. Только страх. Он ведь был у меня, – с неожиданной теплотой прибавила она. – Вот тут сидел, на полу. Дрожал весь… Пусть научится одолевать свой страх, и тогда никакой оберег ему не будет нужен. Сам он для себя оберегом станет. Так и передай!

Я посмотрела на зажатый в кулаке костяной кругляшок.

– Но может быть, все-таки можно что-то сделать?

– Можно. – Знахарка встала и начала шуровать на полках. – На самом деле можно сотворить новый оберег. Но для этого надо убить другого оборотня.

– Витолда?

– Или кого-то еще. По-иному не получится.

Я помотала головой, силясь собраться с мыслями. «По-иному не получится!» Должен быть другой путь! Я должна доказать, что Витолд не опасен. Для этого надо предъявить артефакт. Тот самый, который уничтожил либо Тодор Хаш, либо его отец. Они совершенно спокойны – новый взять просто негде…

Новый… Другой… Не тот…

– Мне домой надо, – сама удивилась, насколько решительно прозвучал мой голос.

– Поешь сначала!

Я не стала спорить – не спеша оделась, добралась до стола, чувствуя, что надо подкрепиться перед дальней дорогой. Опять крапивные щи. Точно такие же, как те, которыми тут потчевали Витолда. Пока я ела, бабка стояла надо мной.

– Отлежаться бы тебе денек-другой, – говорила она. – Виданое ли дело – час как глаза открыла и опять куда-то рвешься. Себя не жалеешь и не ждешь, что тебя кто-то жалеть будет… А впрочем, пусть так и будет, – махнула она рукой, увидев, что ответа не дождется, – только сперва нацежу я тебе отвар девясила. Сейчас кружку выпьешь, да с собой немного дам. Потому как травка сильная, и не таких, как ты, сначала на ноги ставила, а потом с ног валила.

Кружка молока, которую она выставила на стол, исчезла, и вместо нее появилась другая – с терпким темным настоем.

– До капли допей, – распорядилась знахарка. – Вот я еще в мех нацежу. С вином пополам разбавлять будешь. По кружке каждое утро, пока все не кончится. А не то скоро сляжешь, да не скоро встанешь. Поняла?

– Так сопьюсь же! – попыталась возразить, прикинув, сколько в тот мех входит настоя. – Каждый день напиваться…

– С одной кружки доброго вина в день ничего не будет.

Не возражая, выпила весь настой. Горький, но вкусный, явно с добавлением каких-то еще травок, а может быть, и ложки-другой липового меда. Уж больно запах знаком.

После еды захотелось подышать свежим воздухом. Душно и тяжко было в тесной темной полуземлянке. А уж про вонь от старых мешков и сухой травы вообще вспоминать не хочу. Хозяйка перечить не стала – сама распахнула дверь, да еще и придержала, пока я одолевала сходни [21] .

Выйдя за порог, я невольно сощурилась от яркого света. Начиналось утро, солнце золотистыми искрами сверкало за деревьями, протягивая тонкие лучики. Пели птицы. Пахло травой, землей, цветами и еще чем-то нежным, пряным, вкусным. Несмотря на тревогу, я остановилась, дыша полной грудью. Как же это было здорово после душной полуземлянки с ее спертым воздухом, пропитанным запахами лекарственных трав, дыма, старого тряпья и дрожжей! Прямо как в другой мир попала.

Возле кустов что-то зашевелилось. Какой-то зверь. В удивлении я уставилась на него, не веря своим глазам, и попятилась, спеша скрыться в доме.