Собачья работа

Госпожа Мариша аж руками всплеснула, когда я появилась на кухне. Вокруг меня засуетились, словно я была княгиней, к тому же только что вставшей со смертного одра. Мне подали пшенной каши, налили сбитня, отрезали кусок ветчины на толстый ломоть хлеба. Даже сласти откуда-то раздобыли. Это могло показаться приятным, если бы у проявленной заботы не было такого горького привкуса – в тот же самый день, когда я выбралась из добровольного заточения, состоялись похороны отца и сына Хашей, и кроме завтрака я получила вареные яйца и блины, чтобы помянуть покойников. Не знаю, как и где их похоронили. Да и не хотелось знать, если честно. Важнее было другое – в тот же самый день Коршун все-таки уехал к себе в Гнездо.

Он не зашел попрощаться, но я каким-то наитием угадала его отъезд и сразу после завтрака вышла на крыльцо, где он как раз проверял подпруги у своего коня. Вспомнилось, как почти два месяца назад, наткнувшись на него и тогда еще живого Тювика, я шарахнулась от них как от чумы.

Рыцарь-истребитель обернулся и подбодрил меня усмешкой. Я подошла.

– Вы все-таки уезжаете?

– Да.

– Почему?

– Меня зовут долг и честь.

– Долг? – Я вспомнила, что он осужден и долг как раз состоит в том, чтобы вернуться для приведения приговора в исполнение.

– Да. Я клялся честью исполнить свой долг. И я его исполнил.

– И вы теперь…

– Меня ждет пожизненный домашний арест. Собственно говоря, – он задрал голову к небу, глядя на бегущие облака, – это мое последнее путешествие.

– И вы больше никогда… И мы не увидимся…

– Даже с помощью магии, увы!

Я вспомнила наш ночной поход к волшебному зеркалу:

– А скажите, как же так все-таки получилось с тем… предметом? «Ястребы» следили за Пустопольем?

– Да. И очень давно. Практически с того самого дня, как некая женщина привела в Гнездо пятилетнего мальчугана и призналась, что родила его от оборотня. С той поры орден не спускал глаз с этой земли. Но поскольку по закону мы лишены очень многих прав, вмешаться удалось только в самый последний момент. И то, когда на горизонте замаячили «орлы».

– Хорошо, что это были именно вы! – вырвалось у меня.

– Ясная панна, – Коршун засмеялся, – если вы до сих пор желаете в меня влюбиться, последний раз советую этого не делать. Мало того что я намного старше вас и монах, так вы еще совершенно не в моем вкусе. Мне было приятно с вами работать, и если я о чем-то жалею, так это о том, что женщин в «ястребы» не принимают. И я не могу назвать вас сестрой по ордену.

– А я не могу назвать вас братом… Но, – это слово пробудило во мне другие воспоминания, – а как же ваша семья? Витолд – ваш племянник. Агнешка – племянница… Это вы должны были стать следующим князем Пустопольским!

– Но не стал. Дайна, не все стремятся к власти, даже когда есть возможность получить ее. Ни я, ни Витолд в конечном счете не были рождены для того, чтобы править. Он – художник, живущий в своем мире. Я – воин, ученый, монах. Вы знаете, что князь рисовал в камере?

– А… – признаться, меня это удивило.

– Рисовал. На стенах. Мне кажется, он был бы счастлив, если бы его оставили в покое и просто разрешили заниматься любимым делом, а не забивали мозги такой ерундой, как законы, налоги, политика… И, возможно, пан Матиуш или Хаши были бы гораздо лучшими новыми князьями Пустопольскими.

– И вы… жалеете о том, что произошло?

– Не совсем. Они избрали неверный путь. Что было бы с княжеством, если бы все пошло по-другому, – не знаю. История не знает сослагательного наклонения. Князь Волков стал князем людей. К добру это или к худу – судить не нам, а нашим потомкам. Вашим потомкам, ясная панна! – Он вдруг церемонно, преклонив колено, как на приеме у монарха, поцеловал мне руку. – Желаю вам счастья.

– Если бы у меня был сын, – слова вырвались сами собой, словно кто-то посторонний дернул за язык, – я бы посвятила его вашему ордену!

– Осторожнее, ясная панна. Как маг считаю своим долгом предупредить, что такие обещания, вырвавшиеся как бы случайно, потом обязательно приходится исполнять!

Выпрямился, взял за узду своего коня и направился к воротам, оставив за спиной много несказанных слов и несделанных дел.

После его отъезда стало пусто и одиноко. Словно я и в самом деле потеряла брата. Несколько дней ходила как потерянная, чувствовала себя ненужной и избегала людей. Последний часовой, забытый в крепости на боевом посту. Устав терзаться, направилась на поиски князя.

Витолд обнаружился в залитой весенним светом комнате, за столом, который был завален бумагами, он что-то сосредоточенно писал, выслушивая по очереди сразу двух человек. Когда я переступила порог, он нетерпеливым жестом заставил их замолчать и отослал прочь. Лежавший у его ног громадный бурый волкопес поднял лохматую голову и несколько раз стукнул хвостом об пол.

Некоторое время мы молча смотрели друг на друга. Князь еще оставался бледным, в уголках рта и на лбу залегли морщины, которых раньше не было. В глазах появилось что-то новое. Он еще не полностью оправился от тюрьмы, хотя провел там около месяца.