Ночь в полевом госпитале – особое время. Целители пытаются урвать хоть минутку отдыха, закончив операции и перевязку. Дремлют вполглаза сиделки. Стараются забыться и заснуть раненые. Мне не спалось. Боль в ступне не давала сомкнуть глаз. Нога горела огнем, и припарки, которые поставил врач, чтобы вытянуть гной, не помогали. По-моему, нога болела даже сильнее. Не могла дотронуться до икры – казалось, что боль и жар поднимаются все выше и выше. Теперь я знала, что чувствуют те, кого сжигают живыми на кострах. Только у них боль всегда заканчивалась через несколько минут, наполненных мукой и страданиями, а у меня эта пытка тянулась уже вторые сутки. Постоянно хотелось пить, а сиделка лишь смачивала мне губы и не давала ни глотка. Вечером я обматерила врача, который в очередной раз менял мне повязку. Ступню раздуло, она побагровела, пальцы торчали веером во все стороны, а из раны сочилось что-то ярко-желтое с бурыми и зелеными сгустками. Есть я не могла – сил не осталось, и это было даже хорошо. От отвращения меня чуть не стошнило – желчь волной подкатилась к горлу.
Ох, как же больно! Не стонать! Нельзя! Надо быть сильной. Я не женщина, я – воин. Воины не плачут, тем более от боли.
– Мм-м-мм…м-ма-а-ма…
Нет, это не я! От прокушенной губы во рту стало солоно, но я молчала. Стон и плач неслись с соседней лавки, где лежал доставленный сегодня днем рыцарь. Из-за тесноты лавки пришлось сдвинуть почти вплотную – мест не хватало, так что при желании можно было дотронуться до соседа и потрепать его по плечу.
– Ты…
– Больно, – всхлипнул мужчина.
В темноте горела только свеча у столика сиделки, который к тому же стоял в другом углу комнаты – рассмотреть соседа было трудно. На вид мой ровесник. А так – ничего особенного. Вроде руки и ноги на месте, голова тоже цела.
– Что с тобой?
– Ничего, – сквозь зубы процедил он. – Тебе-то что? Мм-м-м…
– Я только хотела…
– Да тихо вы, – сердитый сонный голос долетел со стороны, – спать мешаете.
– Я умру, – жалобно протянул рыцарь. – Наверное, умру.
– А что с тобой?
– Живот болит. Сильно.
Признаться, я еле сдержала смех. Подумаешь, живот! Ну, наверное, съел что-нибудь не то!
– Пройдет.
– Я умру!
– Живот – это не страшно! Поболит и перестанет! – странно, откуда у меня взялись такие силы и уверенность.
– Тебе легко говорить. А я…
Он застонал громче, уже не сдерживаясь, и мне пришлось зажмуриться изо всех сил и зажать уши руками, чтобы не слышать. Сиделка проснулась, вскочила, захлопотала над соседом, уговаривая потерпеть. Потом дала ему что-то выпить. Рыцарь наконец уснул.
И не проснулся на другое утро.