Собачья старость

Ольга Сергеевна сидела на облаке в обнимку с котом, болтая ножками, и любовалась закатом цвета спелой облепихи. И не было рядом Бориса Ильича, чтобы сказать, что закат – это мазня и акварелька… Но ей не было грустно. Всё казалось новым, удивительным, по-детски любопытным. Она летела так стремительно, что захватывало дух.

Оседлав соседнее облачко, управляя им тростью, лихо пронёсся старик с развевающимися по ветру серебряными прядями. Ольга Сергеевна приветливо покивала ему, как старому знакомому.

А может, это был другой старик. А тот, серебряный, не пришёлся ко двору на Сейшелах, и его с его великолепным чемоданом вернули в опустевшую 116-ю. Ольга Сергеевна об этом никогда не узнала. Она устроилась удобнее в мягком облаке, которое тут же податливо, с готовностью приняло под ней форму кресла-качалки.

Лететь предстояло приятно и долго. Куда, она не знала, но что путешествие предстояло приятное и долгое – это точно.

ИСПОЛНИТЕЛЬ ЖЕЛАНИЙ. ДВУХРАЗОВЫЙ

– Это что, ядерный чемоданчик?

Лена сквозь слезы смотрела на картонную коробку, криво оклеенную серебряными бумажками от шоколада. На дне кусок поролона, в нем торчат две пробки от «пепси»: красная и синяя. Каждая пробка укрыта прозрачными полусферами-колпаками: вырезанными донышками от тех же «пепси». Разбей колпак, нажми на кнопку и…

– Это исполнитель желаний. Мальчик из коррекционной школы подарил Анне Емельяновне. Она у них кружок «Умелые руки» вела. Все восхищалась: вот, мол, больной ребенок, а сколько фантазии. Нажмешь, дескать, красную кнопочку «ВКЛ» – желание исполнится. Синяя кнопка, видите: «ВЫКЛ» – отмена желания. Умничка какой мальчик.

Действительно, на коробке фломастером неверной детской ручонкой было выведено: «Испалнитель жиланий. Двухразовый».

Лена высморкалась в платочек, который было хоть выжимай. Последние дни, как узнала о смерти мамы, плакала не переставая. Не укладывалось в голове, не верилось в происшедшее. Как будто одна-одинешенька осталась на Земном шаре. Будто Елену Сафоновну, пожилую солидную женщину с учеными степенями, как голенькую, заливающуюся плачем новорожденную девочку бросили, забыли в роддоме. Как будто незримый экран, надежно защищающий ее, упал и открыл всем ветрам. Мамочка моя, тихая седенькая мамочка!

Второй день они с соседкой разбирают вещи в уютной, с таким родным запахом квартирке. Лена любовно перебирает мамины вещицы. То и дело подымает глаза и обводит углы и потолок (где еще может витать душа, как не вверху?) Почти физически чувствуется мамино присутствие.

Несколько туго набитых баулов увезли в дом престарелых. Одежду похуже развесили на края мусорных мульд – для бомжей. Просто бытового хлама спущено в мусоропровод – не счесть. Лена при жизни называла маму «Плюшкин».

Самое большое потрясение Анна Емельяновна испытала в последние двадцать лет. Сколько Леночка помнила свое детство, полку в их кухне украшала бутылка из-под болгарского коньяка. Еще стояла банка из-под кофе, в котором содержался сначала собственно кофе, по большим праздникам отмериваемый по нескольку крупинок на стакан, потом хранились специи, потом пуговицы… Гости косились на импортные бутылку и банку и, возможно (Анне Емельяновне хотелось так думать), с завистью думали:

– Умеют же люди вертеться…

В то время в каждой советской семье кухонные полки украшали кофейные банки, винные бутылки, коробки из-под мармелада и шпрот, обертки от сигарет – все заграничное. Что у них отходы, у нас являлось признаком достатка, материального благополучия и умения жить.

После перестройки импортный товар в блестящих, пестрых, ярких – да с каждым годом все ярче, бесстыднее – упаковках хлынул на отечественные прилавки. Анна Емельяновна поначалу пыталась бороться. С помощью брошюр «Очумелые ручки» и «Сделай сам» мастерила с учениками из коррекционной школы абажуры, вазочки, шкатулки, панно…

– Мама, не превращайте квартиру в барахолку. Чем у вас в кухне пахнет?

Дурно пахло от вымытых молочных пакетов: их Анна Емельяновна резала на полоски и плела авоськи.

– Выбросьте немедленно! А это что за гадость? – Лена брезгливо держала клубок розовых прозрачных «змей».

– Леночка, это колготки. Из них можно вязать коврики: сноса нет. Ими можно оконные рамы на зиму утеплять. Или вот эдак бубликом свернуть – отличная губка для посуды. Можно ягодное желе сквозь них пропускать, такое нежное получается…

– Ага, это варенье уже «задорновским» прозвали. Черных колготок там нет? На лицо натянуть и банк ограбить – тоже польза.

Лена непреклонно сгребала «гадость» и несла к выходу. Мама семенила следом и беспомощно вскрикивала:

– Леночка, это же человеческий труд! Ему можно дать вторую жизнь, а мы выбрасываем, губим экологию. Ну оставь хотя бы бутылочки из-под «Активии» – это же произведение искусства!

Она робела дочери. Елена Сафоновна недавно защитила докторскую диссертацию, в одном названии которой содержалось двенадцать слов.

Вспомнив жалкий мамин умоляющий голосок, Лена зарыдала так, что соседка побежала за корвалолом.