Господин Бейстоаа бросил еще одну пачку с долларами в камин, аккуратно помешал в страшной каминной пасти огромными чугунными щипцами и вновь, не находя во мне ни сочувствия, ни удивления, продолжал:
— Одна ваша соотечественница взялась быть посредницей между мной и всеми другими вашими соотечественниками, у которых я могу что-то выгодно купить. И вот однажды она звонит мне сюда, на дачу (слово «дача» он произнес в пять слогов) и сообщает, что где-то в Баку какой-то коллекционер продает скрипку Амати. Я, конечно, ни секунды не верил, что это правда, а был, наоборот, уверен, что это вранье, в лучшем случае подделка, но все-таки позволил ей, как говорят у нас, сделать шутку. И вот коллекционер оказался в Москве. И усевшись вот здесь, где сидите теперь вы, стал распаковывать сверток, который он только что привез с собой. Когда он открыл его, я (тут господин Бейстоаа в сердцах швырнул в огонь еще две пачки долларов) увидел действительно скрипку Амати. Я, конечно, не специалист, но там было написано, что это Амати, к тому же скрипка была старинной, и в этом, уж извините, не было никакого сомнения. Ну, пусть не Амати, а Страдивари, наконец. Я вообще, если честно, ничего не понимаю ни в каких скрипках, но мне пришлось сыграть роль эксперта, мы торговались и пили шампанское. Моя дочь, та самая, которую вы очень любите и которая любит вас, в коротенькой юбочке, тоже изображала роль и довела коллекционера до того, что он сбил цену с несуразного миллиона до почти приемлемых семидесяти тысяч долларов. Долларов, конечно, — повторил он, — Других денег я не знаю. А за миллион ведь я ее и сам продам! То есть, уже продал!
Господин Битце Бейстоаа взял со стола еще одну пачку долларов, на этот раз он ее распотрошил и веером пустил в огонь, потом повернулся ко мне и сказал:
— Без всяких экспертов я и так понимал, что скрипка очень дорогая. Я немедленно уплатил. И вот с семьюдесятью тысячами долларов коллекционер отправился в свою республику и думал, что все в порядке. Он, наверное, пил там свой коньяк «Апшерон» и думал, что на этом сделка закончена.
— Вот он, его «Апшерон»! — тут господин бизнесмен достал откуда-то из угла бутылку коньяка и, даже не посмотрев, с размаху швырнул в камин. Бутылка стукнулась о каминную решетку и разбилась. Коньяк разлился, камин зашипел.
— И таким коньяком он хотел обмануть меня! — гордо изрек хозяин дома и полил захлебнувшийся «Апшероном» огонь итальянской «Граппой». Огонь снова разгорелся, и удовлетворенный финн подбросил ему еще долларов.
— Вы даже не представляете себе, молодой человек, что было дальше!
Я был очень доволен, что меня назвали молодым человеком, и, напрягаясь, продолжал вслушиваться в дребезжание финна.
— А дальше за небольшой процент и четыре блока «Мальборо лайтс» я нанял азербайджанца, который вслед за нашим коллекционером тотчас же полетел в Баку, представился ему Президентом турецкого общества любителей старины и стал убеждать, что тот бесконечно и непростительно продешевил.
Господин Битце Бейстоаа раскрыл очередную пачку долларов и бросил ее в камин. На сей раз сцена взволновала меня настолько, что я чуть было не вышел из рамок приличия… Но, подняв отлетевшую за камин купюру, я все-таки сдержался и бросил ее в огонь.
— В этой же зале, — тут хозяин цитировал, — где ваш Лавренев читал «Сорок первого», Серебрякова сочиняла биографию Маркса, а Лавровы — телевизионных «Знатоков», стоял на коленях маленький, тихий коллекционер из Азербайджана и просил добавить на бедность, но я не соглашался. Нанятый за «Мальборо лайтс» актер говорил мне, что от волнения коллекционер, дозваниваясь ко мне в Москву, вместо номера телефона набирал почтовый индекс. Поэтому я просто ждал, когда он произнесет слова: «Верните мне скрипку». Тогда, церемониально достав из огромного стенного — и притом несгораемого — шкафа драгоценность, я пролил слезу по поводу предстоящей утраты и дрожащими руками возвратил скрипку ее прежнему владельцу. Надо вам сказать, что тотчас же он достал и отдал мне мои деньги. Мы — деловые люди, обмен происходил на уровне самых высоких политесов. Но я еще не знал тогда, почему у нас обоих хорошее настроение… То есть почему оно хорошее у меня, я уже знал: мой помощник из Ихола позвонил мне и сказал: «Триста тысяч тебе за нее дадут».
Поэтому я торжественно вручил своему дорогому азербайджанскому гостю сверток, вынутый из сейфа. Он долго разворачивал сверток, потом прижал напоследок к груди деньги, передал их мне и осторожно положил скрипку в свой кофр…
У меня хорошие отношения со знаменитым, но тайным концерном, который быстро изготовил мне скрипку, очень похожую на ту, что привез наш азербайджанский друг. Прямо копия! И вы знаете, я ничуть не побеспокоился, когда ваш Внешэкономбанк напрочь не принял у меня купюры, объявив их самой грубой подделкой… Поэтому я не советую вам особенно удивляться тому, что мы греемся у такого странного огня.