Рэнделл с радостью ответил на письмо Оливии — ответ девушка обнаружила на своём подоконнике, когда проснулась. Судя по всему, Эйвери совершенно не смутило состояние пергамента, и он не распознал завуалированную грубость (или галантно сделал вид, что ничего не заметил), поскольку его слог был весьма воодушевлённым. Он принял извинения и назначил прогулку на следующий же день. Розье не имела права отказаться.
Рэнделл появился в поместье немного раньше оговоренного времени, с широкой улыбкой пожал руку мистеру Розье и поцеловал кисть Оливии, покорно склонив голову. Он был таким милым и обходительным, что Оливии даже стало немного стыдно за своё прошлое поведение. Впрочем, довольно скоро она позабыла об этом, вновь начиная раздражаться.
Эйвери пригласил её в знаменитый парк дубов. Розье любила это место, поэтому обрадовалась, предполагая, что прогулка выйдет сносной в любом случае, но… Ничто не могло скрасить характер её жениха. Он пытался что-то говорить, но всё это было таким глупым и бессмысленным, что Оливии хотелось удавиться от скуки. Она то и дело поглядывала на толстые ветви деревьев, представляя, как задорно будет раскачиваться там её хладный труп, которому, к счастью, больше не придётся выслушивать Рэнделла.
Он задавал ей дурацкие вопросы об учёбе, углубляясь в какое-то занудство. Оливия односложно отвечала, стараясь дать ему понять, что эта тема вообще не годится для хорошей беседы. Рэнделл, кажется, ничего не замечал, продолжая раз в пару минут выдавать очередной идиотский вопрос. Оливия немного ожила, когда разговор вдруг зашёл о скачках на гиппогрифах — захватывающем и интересном спорте, но Эйвери звучал так скучно, что испортил и эту тему.
Сама же Оливия всячески старалась растормошить его, заставить рассказать что-нибудь необычное, весёлое или даже ужасное. Всё было без толку. Этот человек совершенно не умел общаться с людьми. Оливия вздохнула уже, наверное, в сто первый раз, и Рэнделл вдруг остановился как вкопанный. Он развернулся к ней корпусом, скрестил руки на груди, а его лицо приняло не самое приятное выражение.
— Что? — спросила Оливия с усмешкой. Рэнделл собирался наконец-то сказать что-то интересное, и она даже не расстроится, если это будет какое-то оскорбление.
— Ничего! — воскликнул он, взмахнув руками. Оливия вздёрнула бровь, пытаясь перестать улыбаться. Кажется, Эйвери разозлился на неё за что-то, и это было весьма забавно. Он попыхтел немного, пока топтался на месте, а потом снова заговорил: — Почему ты ведёшь себя как настоящая сука?!
Глаза Оливии расширились от удивления, но оно было в большей степени приятным. Она совсем не ожидала услышать такое. Глупая улыбка против воли расплывалась на её губах, и это было так неправильно, но Оливия была не в силах бороться. Дело пахло скандалом, а они всегда заводили девушку. Ей нравилось ругаться, как бы это ни звучало. Нравилось кричать, ударять словом больнее, чем ножом. Нравился азарт и зашкаливающие эмоции. Может быть, это было как-то неправильно и ненормально, но такой уж она выросла, постоянно ссорясь с братом.
Но надежды на грандиозную разборку рисковали не оправдаться. Рэнделл сам словно перепугался собственных слов. Он с ужасом смотрел на Оливию, зажимая рот рукой, как будто даже не мог поверить, что «сука» слетело с его языка, а не с чьего-то чужого. Розье цокнула и покачала головой, подходя поближе к растерянному жениху.
— Объяснись, — потребовала она, поставив руки на бёдра.
— Оливия, ты меня, конечно, извини, — начал лепетать Рэнделл, теряясь под её строгим взглядом. — Я не хотел называть тебя так. Но я просто больше не могу это терпеть! — Он вновь сорвался на крик, после чего приложил руку ко лбу в каком-то отчаянном жесте. — Я стерпел твой отказ знакомиться с моими родителями. Я терпел все разы, когда ты проявляла неуважение ко мне и моей семье! Терпел, когда ты игнорировала меня. Стерпел твой невероятно грубый отказ так же, как и твоё ужасное письмо с извинением!
— Но я ведь извинилась, — изумлённым голосом проговорила Оливия, едва сдерживаясь, чтобы не рассмеяться.
— Оно было дырявым! — заорал Рэнделл, тяжело дыша. Его щёки приобрели яркий пунцовый оттенок, а волосы растрепались от того, что он постоянно взъерошивал их. — Ты отправила мне грязный, испорченный пергамент, а я и это проглотил! Ты такая… Такая… — Он пыжился, видимо, стараясь подобрать подходящее слово, и Оливия с трудом подавила смешок.
— Ну же, — подбодрила его она, — какая я?
— Высокомерная! — выпалил Рэнделл, ткнув в неё указательным пальцем.
Оливии вдруг расхотелось смеяться. Обвинение в высокомерии оказалось для неё крайне неприятным, ведь она-то считала себя вполне приземлённой особой. Люди всегда говорили, что её брат — образец высокомерия и честолюбия, и быть похожей на него Розье совсем не хотела. Она сжала губы в тонкую линию, ощущая, как начинают подрагивать пальцы. Оливия никогда не считала себя высокомерной, и пусть Эйвери идёт к чёрту с такими заявлениями.