Собачий рай

Сидя за рулем пикапа, который медленно катил по грунтовке, на которой жил ветеринар, Ричард вглядывался в номера домов. На поле с высокой, подернутой инеем травой — должно быть, на сено — ржавели старые тракторы. Или сено заготавливают только летом? Вроде бы да, но это могла быть какая-нибудь специальная зимняя трава, выращенная учеными по заказу государства. Фары пикапа осветили подъездную аллейку. Ричарду не понравился флаг Конфедерации, висящий на железных воротах рядом с измятым почтовым ящиком, но силуэты лошадей на маленьком заснеженном пастбище успокоили его. Лошади — мирные, незлобивые животные. Тот, кто держит лошадей, не может не поддаться влиянию их темперамента. Оставив машину на обочине, Ричард прошел в ворота и дальше по грязной аллейке. Через считанные секунды раздался лай сразу нескольких собак — одни лаяли громко, от души, а другие как-то нерешительно, будто те, что были мягче характером, поглядывали на сердитых и думали, лаять мне или не стоит? Железная сетка под натиском рассвирепевшей своры пела, как рождественские колокола. Ричард вдруг с полной уверенностью почувствовал, что в доме есть автоматическое оружие. Ветеринар, должно быть, разочарован тем, что во время первой войны в Персидском заливе не удалось взять Багдад. У него были собаки, натасканные на поиск взрывчатки, но этот жалкий генералишка, его командир, повернул назад раньше, чем ему представился шанс выпустить их на охоту. Эта история закалила ветеринара, и теперь он хранит у себя дома пару гранатометов. Когда Ричард начал отступление, дверь дома отворилась. На пороге стоял мальчик. Лет девяти, может, десяти. В пижаме, с фонарем в руке. Он посветил им на жухлую траву и черный лед в палисаднике. Осколки разбитых бутылок поблескивали, попадая под луч.

— Если вы священник, то не бойтесь, — сказал он.

Ричард понимал, что не успеет добежать до пикапа Меган раньше, чем его нагонят собаки. Огоньки ближайших домов неярко поблескивали во тьме, но его вопли вряд ли донесутся туда, когда эти псы вонзят клыки в его плоть, прежде чем растерзать ее на куски. Поэтому он сказал:

— Я священник.

— Идите сюда.

Когда Ричард материализовался из темноты, мальчик сказал:

— Вы одеты не как священник. И где ваша Библия?

— Я думал, у вас дома есть.

— У нас их много, но они простые.

— Для Господа все Библии особенные.

На одном глазу у мальчика была белая повязка. Он прищурился на Ричарда другим.

— Ладно, заходите и давайте, молитесь. Вы же для этого пришли. Внутри был скособоченный журнальный столик на трех ножках, у кресла не хватало ручки. Около кушетки Ричард увидел пепельницу с горой окурков.

— Дедушка наверху, — объяснил мальчик и показал на потолок с пятнами от протечек. Ричард поднялся за ним по скрипучей лестнице. Он слышал доносящееся сверху слабое астматическое дыхание. В комнате старика стоял кислый запах нестираных носков. Сам он лежал поверх покрывала в операционном костюме — зеленых штанах и куртке — и в белых спортивных тапочках, которые в сумраке казались забрызганными кровью.

— А почему он в рабочей одежде? — спросил Ричард.

— Потому что сегодня он удалял корове кишки. Потом пришел домой и до того, как отключился, велел позвонить вам. Тумбочка у кровати была завалена аптечными упаковками, капсулами нитроглицерина, таблетками детского аспирина в оболочке и смятыми салфетками в желтых пятнах.

— Он ветеринар, да? — спросил Ричард.

— Кто еще полезет корове в живот?

— Ему сегодня звонили с работы?

— Я сказал секретарше, чтоб она больше не звонила.

— Знаешь, люди расстраиваются, когда их животные болеют.

— Он сказал мне, что не хочет больше жить. Вы помолитесь над ним и оставьте его подыхать.

— Так и сказал?

— Не я же это придумал.

Ричард огляделся в поисках Библии и увидел ее на комоде. Рядом стояло несколько фотографий в серебряных рамках. На двух из них был сам хозяин, снятый много лет назад вместе с какой-то женщиной, наверное, женой. Еще на двух были принадлежавшие ему собаки и еще на одной — он с мальчиком, который впустил Ричарда в дом. На гвозде над комодом висело распятие, а перед фотографиями лежали ключи от машины, леденцы от кашля и очки в черном футляре. Ричард взял Библию и снова подошел к кровати. Грудь старика едва заметно поднималась и опускалась. Он не сипел и не задыхался, как Барри. Может быть, Барри просто хотел еще немножко пожить.

— Что будет с тобой, если он умрет? — спросил Ричард.

— Брошу на него лопату земли, когда его будут хоронить.

— Других родных нет?

— Только мать, но она вряд ли захочет приехать, чтобы забрать меня. По крайней мере, до сих пор не хотела.