Собачий род

Из ворот цыганского дома Рупь-Пятнадцать выкатил бочку для воды и поплелся по переулку навстречу Бракину. Глядя на него, можно было подумать, что ровно ничего не произошло: не было ни злодейских убийств, ни пожара, и он по-прежнему живёт у цыган в работниках, за кров и еду.

— Здорово, — сказал ему Андрей.

— А, привет, если не шутишь! — немедленно отозвался Рупь-Пятнадцать, приостанавливаясь.

— Ты для кого воду-то возишь? — спросил Андрей. — Цыган же уже нет.

Рупь-Пятнадцать огляделся, поманил Андрея пальцем:

— Ладно, тебе, как другу, скажу: цыганята вернулись, все четверо. Алёшка за старшего, но с ними еще две цыганки, вроде нянек — старая и помоложе. Так что всё путём!

* * *

Бракин дошёл с Андреем до ворот его дома, вошёл во двор, постучал в окно. Из-за занавески выглянуло заспанное, небритое лицо с мешками под глазами.

— Кого надо? — прорычал человек.

Бракин повернулся к Андрею:

— Это и есть твой папка?

— Угу, — ответил Андрей, отворачиваясь и втягивая голову в плечи.

Человек за окном заметил Андрея, и через секунду тяжело бухнула дверь, раздались шаги. Приоткрылась дверь веранды: на пороге стоял отец Андрея — худой мужик, полуголый, в трусах и в валенках. На груди у него красовалась татуировка: синяя оскаленная морда тигра. Бракин критически оглядел все татуировки. Фраер, получается. Как-то плохо вязался этот образ с рассказом Андрея, как папка в бане троих побил. Разве что, когда пьяный, силы прибавляются?

— А-а, сынок явился, — без особой радости сказал он. — Ну, заходи. Сейчас рассказывать будешь…

Бракин загородил Андрея спиной, поднялся на крыльцо и сказал:

— Слышь, браток, почирикать надо.

— А? — удивился мужик. — А ты кто такой?

— Сейчас узнаешь.

И Бракин упёр в голый отвисший живот мужика что-то холодное и мертвящее, то, что внезапно оказалось в его правой руке.

Мужик пожевал губами, словно делясь новостью с самим собой, потом очумело сказал:

— А, ну так бы сразу и сказал…

Бракин обернулся к Андрею:

— А ты, пацан, побудь пока тут.

Бракин плотно закрыл за собой дверь веранды, в полутьме ткнул дулом "Стечкина" в кадык мужика и внятно сказал:

— Пацана видел? Сына своего? Он у меня ночевал, — дело у нас. Так вот, тронешь его хоть пальцем — завалю. И никто тебя никогда не найдёт. Ты меня понял?

— Понял, — немедленно отозвался мужик.

— Тогда пошёл.

— Пошёл! — послушно повторил мужик, развернулся, и вошёл в дом. Бракин спрятал пистолет, вышел во двор.

— Иди, не бойся, — сказал Андрею. — А чуть он шевельнётся, скажешь: всё, батя, я осину не гну. Если хочешь, мол, — спроси у Философа.

Андрей вытаращил глаза, потом опасливо обошёл Бракина вокруг и юркнул в дверь. Про Философа он никогда даже и не слышал, но в одно мгновение, сразу, понял: никого страшнее ни здесь, ни в окрестных гнилых кварталах, не было, нет, и не будет.

* * *

Нар-Юган

Стёпка переминался с ноги на ногу на краю вертолетной площадки в окружении еще нескольких охотников; большая часть из них были профессионалами, одеты и экипированы неброско, но надёжно, с хорошим оружием вроде СКС. Но были двое-трое одетых в фирменный импорт, с "Мосбергами" и даже "Винчестерами", — эти явно выехали для развлечения: себя показать. Так что даже в этой разнородной толпе маленький остяк выделялся сразу.

Костя и увидел его сразу, и сразу узнал, — как забыть это чёрное, как у лесного идола, лицо, и того пса, пропавшего где-то в городском лабиринте?

— Дедок, слышь! — окликнул его Костя. — Привет! А ты тут какими судьбами?

Стёпка обрадовался, подбежал, стал пожимать руку как старому знакомому.

— Здорово, Коська! С тобой полечу, однако. Приехал к Катьке большой районный начальник, сказал, всех лучших охотников в районе собирают. Собирайся, говорит, и пошли — снегоход ждёт. Ну, я и взял старое Катькино ружьё. Своё-то дома осталось. А Катька дура ещё нарядила меня. Говорит: замёрзнешь где, одень мою доху, да чулки кожаные.

Стёпка неловко хихикнул. В его одежде действительно проглядывало что-то женское.

— Ты собачку-то мою до городу доставил, ай нет? — спросил он, чтобы переменить тему разговора.

— А как же! Так вместе с псом в город и приехали. В вертолёты собак теперь не пускают, — на машине ехали.

— Ай, спасибо, Коська, спасибо! — Старик чуть не прослезился. Он даже сунулся было поцеловать Костю. Костя поморщился: от старика несло перегаром — видно, эта самая, неведомая Косте "Катька" провожала его основательно.

— Довезти-то довёз, — сказал Костя, — а вот что дальше с ним стало — не знаю.

— А и не надо знать! — с жаром сказал Стёпка. — Собака, как судьба — сама идёт, свою дорогу знает.

Костя не стал высказывать подозрение, что на этот раз и собака, и судьба дорогу потеряли: неведомо, что случилось с собакой после той встречи с двумя ментами из линейного отдела. Может быть, они её поймали. А может, сбежав от них, она попала к другим ментам… Об облавах в городе и комендантском часе Костя тоже промолчал.

А вот о ружье Стёпки отозвался философски:

— Да, из такой "тулки" только белок валить… Да и то только с третьего раза…