— Алёнка! — ахнул он. И немедленно провёл под носом рукавицей. — Ты чего, а? А я тут снег вот чищу. Папка пьяный пришёл, отругал. Днём снег шёл, а я не почистил, забыл.
— Выйди, — сказала Алёнка.
— Ага! Я счас. Мне маленько осталось. А то папка проснётся, в туалет пойдёт, — заругается.
И он стремительно начал откидывать снег с дорожки огромной отцовской лопатой.
— Хорошо у тебя получается, — сказала Алёнка, присев на корточки и оперевшись спиной о забор.
— Ну. На… как это… натернировался.
Алёнка не стала его поправлять, промолчала.
Андрей в пять минут закончил чистить двор, сбегал домой, переоделся и выскочил.
— Так ты чего? — спросил снова, когда они оказались на улице.
— Слышал, что губернатора убили?
— А это кто? — удивился Андрей.
— Это — губернатор. Самый главный у нас дядька. Его прямо перед его домом убили. Почти на куски разорвали, и даже некоторые кости разгрызли.
Андрей вытаращил глаза.
— Ну? А ты откуда знаешь?
— По радио весь день передают, и по телевизору. Ты что, телевизор не смотришь?
— Не-а. Папка хороший телевизор давно пропил, а старый только одну программу показывает, и то плохо.
— Ну так вот. Я думаю, что прятать надо Тарзана.
На этот раз Андрей не стал удивляться и переспрашивать. Он как-то сразу всё понял.
— А куда? — понизив голос, спросил он.
— Думать надо, — сказала Алёнка.
И они оба задумались, не спеша бредя по пустому переулку.
Вдали задребезжала пустая фляга на санках: Рупь-Пятнадцать плёлся за водой.
— Стой, — сказала Алёнка. — А может, нам его попросить?
Андрей начал озираться, ничего не понял и переспросил:
— Кого?
— Да вот его, — Алёнка кивнула в сторону дребезжавшей фляги.
— Бомжа?! — удивился Андрей и открыл рот.
Алёнка с неудовольствием посмотрела на него.
— Ну да, бомжа. Он у цыган живет, а к цыганам редко кто заглядывает. Они милиционерам платят.
Андрей опять было разинул рот. Потом сказал:
— А вдруг они Тарзана-то это… съедят?
— Кто? Цыгане? Ты что! Цыгане собак не едят. У них вон, две овчарки во дворе, добро стерегут.
— Ну, тогда бомж и съест, — упрямо сказал Андрей.
— Не съест, — твердо сказала Алёнка. — Бомж, к твоему сведению — он такой же человек.
И пошла вперёд.
— Здорово, детишки! — издалека закричал Рупь-Пятнадцать.
— Здорово, — сказала Алёнка. — Стой. У нас к тебе дело есть.
— Ко мне? — удивился Рупь-Пятнадцать.
— К тебе, к тебе, — нетерпеливо повторила Алёнка. — Ты слышал, что опять облава на собак будет?
— Нет.
— А что губернатора собаки загрызли — слышал?
— Да говорили вроде что-то…
— Значит, опять собак ловить будут, — понял?
— Понял, — кивнул Рупь-Пятнадцать. — Только не понял, я-то тут при чём?
— А ты нам помочь можешь. К вам ведь милиция не ходит?
— Да не видал пока, — слегка оробевшим голосом ответил бомж.
— Ну вот, значит, цыганских собак не тронут.
Рупь-Пятнадцать сдвинул вязаную шапочку на лоб и присвистнул:
— Так вам что — собаку надо спрятать, что ли?
— Догадливый, — проворчал Андрей.
Он стоял боком и участия в беседе старался не принимать.
— Собаку. Тарзана нашего, — сказала Алёнка.
— А! Знаю я вашего Тарзана. Так его же вроде в лес увезли?
— А он вернулся! — Алёнка рассердилась на себя — из глаз едва не брызнули слёзы. Она даже топнула ногой.
— Ну, так какой базар! Спрячу, конечно.
— Где?
— Ну, у цыган и спрячу. Алёшку попрошу — старшего цыганёнка ихнего. Он паренёк добрый, надёжный. Не продаст.
— А где он его спрячет?
Рупь-Пятнадцать снова присвистнул — на этот раз не без самодовольства.
— Да у них двор какой — видела? Как три ваших. Они ж две развалюхи соседние купили, и из двух один участок сделали. А там сараев, стаек, погребов — немерено. У них и тайные норы выкопаны. Они там деньги хранят и разное барахло, которое наркоманы приносят — телевизоры там, видики, камеры, — ну, всякую такую халабуду. За дозу всё, что хочешь, тащат. Даже мамкины шубы.
Рупь-Пятнадцать и дальше продолжал бы говорить, но Алёнка внезапно погрозила ему пальцем. Рупь-Пятнадцать мгновенно закрыл рот.
Мимо них, пошатываясь, прошёл прохожий, — бывший военный, который жил в конце переулка, почти у самого переезда.
Когда он скрылся из глаз, Рупь-Пятнадцать нагнулся к Алёнке и они начали шептаться.
* * *
— Завтра в садик пойдешь, — сказала неожиданно баба, когда Алёнка вернулась.
— Почему? — удивилась Алёнка.
— А потому, что хватит дома сидеть. И так почти три недели просидела.
— Я же болела.
— Что болела — это ладно. А теперь не болеешь. С ребятишками там хоть поиграешь, а то всё с бабой да с Андреем, женихом своим. Да ещё с собакой вот…
Алёнка чуть не расплакалась. Нахмурясь, сидела за столом. Неохотно грызла карамельку.
По радио начали передавать новые распоряжения председателя комиссии по ЧС Владимира Густых. Баба сделала погромче.