Собака Баскервилей из села Кукуево

Кода на дверях в подъезд не было, сильно обшарпанную дверь квартиры мне открыла пожилая женщина в очках, на голове узелком стянуты сероватые от седины волосы, на плечах пуховый платок такого же серого цвета. Пригласив меня войти в прихожую, она спросила, кто я и чего мне угодно. Ох, эти нравы маленьких провинциальных городков! В Самаре бы час изучали удостоверение в глазок, потом звонили в прокуратуру и проверяли, работает ли там такой Виноградов.

Обстановка в прихожей была советской, унылой и скромной. Даже попахивало бедностью. Вряд ли человек, проживающий тут, водил дружбу с успешным бизнесменом, но в жизни, конечно, встречаются и не такие случаи. К тому же, чтобы убить человека, водить с ним дружбу вовсе не обязательно.

Я передал документы, без черного пакета, который предварительно аккуратно запаковал и упрятал в кармане.

— Ой! Нашлись! Надо же! Большое Вам спасибо! Жаль, что так поздно, сын уже восстановил все. Сколько мы вам должны за труды? — легко сменив настроение с радостного на грустное, поинтересовалась женщина. У нее были манеры и речь, весьма типичные для поселковой интеллигенции. Наверное, учительница или врач, подумалось мне.

— Ну что вы, какие пустяки! — в той же манере ответил я. — Не извольте беспокоится. А когда ваш сын дома будет? У меня к нему разговор.

— Да о чём вам с ним говорить? Он будет не скоро! — женщина вдруг разволновалась, перестала быть любезной, в голосе появились сердитые ноты. — Скажите мне, что хотите, я ему передам!

— Боюсь, что мне нужно поговорить именно с ним, — я показал женщине удостоверение. — Так во сколько он дома будет? И вас, простите, как зовут?

— Мария Антоновна, — женщина как-то даже успокоилась. — Знаете, это ошибка какая-то. Мой сын работает на севере, а документы потерял ещё перед Новым Годом, когда со снохой и внучкой в отпуск приезжали. Он ещё так волновался, боялся, что из-за праздников не успеет перед отлётом всё восстановить.

— А вы уверены, что он сейчас на севере, а не вернулся, например, по делам в город тайком от вас? — чувствуя, что тяну пустышку, не сдавался я.

— Конечно, уверена! Я в воскресенье звонила вечером им по межгороду, поздравляла внучку с именинами, говорила с ним, и со снохой, и с маленькой Леночкой, — гордо сообщила Мария Антоновна.

— Ладно, проверим, — уже совершенно безнадежно вздохнул я, — извините за беспокойство!

— Ну что вы, это вы меня извините, я-то подумала, что вы из его дружков бывших. Он хулиганистый у меня был, но уж пять лет как женился, остепенился, работает на севере. Тут-то у нас какие зарплаты… — женщина, как бы извиняясь за размер зарплат, развела руками.

Я попрощался и вышел. На ступенях подъезда закурил. М-да, похоже, я два часа просеивал снег напрасно.

Когда я вернулся в кабинет, меня уже ждали посетители. А точнее, посетительница. Женщина-валькирия. В миру — адвокат Скрябина Людмила Васильевна.

— Да что вы мне говорите! Хоть капля совести есть у вас!? Нелюди!! — голос адвокатши не просто звучал, он рокотал, он громыхал.

Всё понятно. Дама ознакомилась с моим постановлением об отказе в возбуждении уголовного дела.

— Я двадцать пять лет работаю в адвокатуре и такой неслыханной наглости не видела!!! Вы, мальчик, ещё будете горько сожалеть! Человеку вызывают «скорую помощь» прямо в РОВД, и вы делаете вид, что это нормально!! — гнев клокотал в горле, сотрясал крупной дрожью огромное тело, вырывался наружу искромётным взглядом.

Я молчал. А что я мог сделать, возражать? Этот человек и раньше вряд ли был расположен слушать окружающих, а в гневе проявлять несогласие с ним — это реально осложнять ситуацию так, что она чёрт знает до чего может дойти. Причем дама крупнее даже меня, не слишком худенького. Раза в полтора. Шучу конечно, я не предполагал применения «последнего довода королей» — физической силы — со стороны Людмилы Васильевны, всё-таки здесь офис прокурора как-никак, а не базарный ряд. Но спорить и объяснять свою позицию я не видел никакого смысла. Адвокатша-воительница ещё пару раз смешала обитателей двадцать третьего кабинета с ничтожнейшей грязью (бедный Зосимыч), пригрозила нам областной прокуратурой, Генеральным прокурором, Президентом, Верховным и Страсбургским судами и, наконец, задохнувшись, потеряла ритм, после чего довольно мирно убралась восвояси.

— Если она к прокурору, то зря, он на коллегии, — лукавым тоном прокомментировал Зосимыч.

— Это сколько баллов сейчас было? Девять? — я закурил, чувствуя себя совсем несчастным, уставшим и оплёванным.

— Да нет, Серёга, полагаю, всего семь. Девять, это когда мебель разбивают, или хотя бы посуду.

Я вздохнул, затушил окурок и решил сходить до соседнего продуктового, надо было купить чаю и, может, печений ещё каких-нибудь, не всё же Зосимыча объедать, к тому же в кармане заканчивались сигареты.