Собака Баскервилей. Острие булавки

– Это самая сложная из загадок и самая странная из историй, которые мне приходилось распутывать, – сказал отец Браун, сидя месяц спустя напротив лорда Стэйнса в недавно меблированной квартире номер сто восемьдесят восемь, последней из квартир, законченных перед тем, как для строительства началось смутное время междуцарствия, закончившееся тем, что профсоюзы остались без работы. Квартира была обставлена со вкусом, удобно, и, когда священник с кислой миной сделал это признание, лорд Стэйнс предложил ему грог и сигары. Лорд Стэйнс вел себя на удивление дружелюбно, хотя и в своей обычной сдержанной манере.

– Зная вас, я понимаю, насколько это серьезное заявление, – сказал Стэйнс, – но детективы, в том числе и наш очаровательный знакомый со стеклянным глазом, похоже, не в силах отыскать решение.

Отец Браун, отложив сигару, осторожно произнес:

– Дело не в том, что они не видят решения. Дело в том, что они не видят самого вопроса.

– Действительно, – сказал аристократ. – Возможно, я тоже его не вижу.

– Этим данное дело и отличается от всех остальных, – сказал отец Браун. – Преступник, кажется, намеренно предпринял два разных шага, каждый из которых в отдельности мог быть успешным, хотя вместе ничем, кроме провала, они закончиться не могли. Я пришел к выводу, и полностью уверен в своей правоте, что листовка с большевистскими угрозами и вырезанное на стволе дерева признание в самоубийстве – дело рук одного человека, убийцы. Вы можете возразить, что листовка была оставлена строителями, что какие-то рабочие-экстремисты захотели поквитаться со своим работодателем и сделали это. Даже если бы это было правдой, все равно остается непонятным, зачем им понадобилось, зачем вообще кому-то понадобилось оставлять ложную улику, указывающую на самоубийство. Но я уверен, что все было не так. Никто из рабочих, как бы воинственно он ни был настроен, не пошел бы на такое. Я неплохо знаю этих людей и хорошо знаю их лидеров. Нужно обладать нездоровой, с точки зрения обычных людей, фантазией, чтобы предполагать, что такие люди, как Том Брюс или Хоган, могли пойти на убийство человека, если они могли разделаться с ним на страницах газет или испортить ему жизнь массой других способов. Нет, искать нужно не среди возмущенных рабочих, искать нужно того, кто сперва сыграл роль возмущенного рабочего, а потом – работодателя-самоубийцы. Но, во имя всего загадочного, зачем? Для чего ему это понадобилось? Если этот человек изначально предполагал, что сработает его план с самоубийством, зачем же он испортил свой собственный замысел, предварительно вывесив листовку с угрозами? Вы можете сказать, что мысль о самоубийстве пришла ему потом, и он решил, будто это для него будет безопаснее, так как самоубийство вызвало бы меньше шума, чем убийство. Но и этого не могло быть. Он ведь уже знал, что наши мысли направлены в сторону убийства, в то время как его главной заботой было бы, наоборот, заставить нас не думать об убийстве. Подобная мысль была бы крайне неразумной, мне же представляется, что убийца, напротив, очень умен. Вы можете это как-то объяснить?

– Нет, но я понимаю, что вы имели в виду, – ответил Стэйнс, – когда говорили, будто бы я не вижу даже самого вопроса. Выяснить нужно даже не то, кто убил Сэнда, а почему кому-то понадобилось обвинять кого-то другого в убийстве Сэнда, а потом приписать самому Сэнду самоубийство.

Брови отца Брауна были насуплены, зубы крепко сжимали сигару, кончик которой ритмично то разгорался, то затухал, словно пульсирующий нерв напряженно работающего мозга. Потом он произнес так, будто обращался к самому себе:

– Действовать нужно очень внимательно и осторожно. Это все равно что распутывать клубок нитей, в котором каждая нить – отдельная мысль. Угроза убийства перечеркивает версию о самоубийстве. По логике вещей он не должен был наводить нас на мысль об убийстве. И все же он это сделал… Следовательно, у него были для этого другие причины. Причины настолько веские, что он даже пошел на то, чтобы ослабить свою вторую линию защиты, а именно версию о самоубийстве. Другими словами, листовка с предупреждением об убийстве нужна была не для того, чтобы навести нас на мысль об убийстве, а для того, чтобы переложить ответственность за убийство на кого-то другого. У него на то были какие-то свои, исключительные причины. Его план должен был включать в себя листовку с обещанием убить Сэнда, независимо от того, бросала ли она подозрение на других людей или нет. Так или иначе прокламация эта была необходима. Но для чего?

Напряженно размышляя и продолжая курить, выпуская в потолок густые клубы дыма, он просидел еще пять минут. Потом заговорил, внимательно подбирая слова.